Как до Жирафа…

И не страшно! Вдруг заметив оторопевшие взгляды, уставившиеся на что-то за моей спиной, я обернулась. Царевич стоял на проходе в наш отдел опенспейса, другие сотрудники тянули с интересом головы в сторону скандала. Кулак Андрея Викторовича прямо у меня на глазах сжал какой-то документ в комок, и голубые глаза стали тёмными, как асфальт под дождём. Царевич швырнул на первый попавшийся стол бумажку и рыкнул:

– Ваше, Кутейкина. Анжела! Ко мне в кабинет! – развернулся и пошёл к себе семимильными шагами.

– Мама… – присела на стол грудастая дива в обтягивающем платье и совсем другим голосом промямлила: – Он меня сейчас уволит…

Я обмерла, глядя на смятую бумагу. Это был приказ на отпуск. Мне. А я же не просила.

Андрей обернулся уже с лестницы и проорал на весь офис, как майский гром, аж лампа дневного света у объявлений закоротила:

– Анжела!!! Мне долго ждать?!

Озоном запахло. Или чем-то другим… Все мигом спрятались за перегородками, будто суслики в норки. Дрожащая дива кинулась за шефом, перебирая высокими каблуками и путаясь в ногах. Я перевела взгляд на широкую спину Андрея: он быстро поднимался по лестнице с царственно развёрнутыми плечами и гордой посадкой головы.

Кажется, я его обидела.

Досадно. Я не хотела. И ведь никогда не была такой бестактной, что это со мной творится?!

Я села в свой угол, расстроенная, и вдруг что-то пискнуло в моём сердце: «Ой, если он обиделся на меня, значит ли это, может ли это значить, совсем маленькую капельку-капелюшечку, что ему не всё равно?»

Я закусила губу и спросила себя об этом снова. И хотя на душе было скверно, в конце моего тоннеля что-то забрезжило. Робкое и светлое. Кажется, это была надежда.

* * *

Моя надежда на светлое будущее не угасла даже из-за отчаянно рыдающей за столом Анжелы, которой Анечка и Сергей с двух сторон совали воду в стаканах. Царевич её не уволил, так как вещи она не собирала, но, учитывая, что сквозь всхлипы бормотала наша дива про надбавку и бонусы, по головке её не погладил. Лишил сладкого.

Мне было её жалко – не могу, когда кто-то плачет. Кажется, что воздух вокруг становится неправильным и оттягивает плечи вниз пудовыми гирями. Но разговаривать и утешать не хотелось. Тем более, что на меня поглядывали все как-то не добро.

Не прошло и получаса, как ещё двое менеджеров из «хозов» и «подарков» выскочили из кабинета царевича, словно ужаленные в нос щенки. Шепотки и недовольный гул разнеслись по офису, но стухли в напряжённом молчании, едва вампир из поднебесья появился в дверях своего кабинета. Он обвёл глазами вотчину. Стало ещё тише. Царевич куда-то ушёл, вернулся, и начались трудовые будни.

Анжела больше не рыдала, звонили телефоны, сотрудники уткнулись в компьютеры, некоторые деловито и быстро проходили по проходам, косясь в мой угол. С девяти до шести всем было не до личного.

Переговоры, заявки, документы, ассортиментные матрицы, проблемы с доставкой – всё это жило, пульсировало, ощущалось в воздухе над опенспейсом, как единый организм. Отдел закупок работал привычно и слаженно – такая большая сеть, как наша, без поставок не проживёт. Хозяйственники за стеллажом обсуждали поездку на выставку в Москву, Аня выдавала задачи троим операционистам. То есть можно сказать, жизнь в офисе наладилась. И только я работать не могла, несмотря на кучу сообщений с красными флажками первостепенной важности, мерцающих в почте. Я думала про Андрея и разглаживала пальцем смятый им приказ. Сердце сжалось снова…

Права я или нет, защищалась или нет, я поступила как неинтеллигентный человек. Обидела другого словом. А значит, я должна исправить.

Дав ещё пару минут своей решимости на то, чтобы она всплыла на поверхность, я поняла, что мне её не дождаться. Видимо, когда её раздавали, я сидела под столом. Мне не досталось. Потому я вздохнула, глянула в зеркальце и поправила волосы. Затем мысленно одёрнула блузку, как китель расстрельного генерала, и с мятой бумажкой в руках пошла к лестнице в поднебесье. Сердце моё прыгало и трепетало, как загнанный охотником заяц. Тук-тук-тук.

Когда я проходила по офису и поднималась по лестнице, я ощутила недобрую сотню взглядов на своей спине. Кожа отозвалась мурашками, я чуть не споткнулась, но пошла выше. Остановилась у двери, сочиняя достойную речь. Жаль, что извинения нельзя принести в письменном виде, по электронке. Хотя, в принципе, можно. Но я не буду…

Чтобы не передумать, я быстро постучала и дёрнула на себя директорскую дверь. Царевич сидел за столом, мрачный и угрюмый. Не улыбнулся. Не ехидно, никак.

– Можно, Андрей Викторович? – спросила тихо я.

– Что вам, Катерина? – он посмотрел на меня так, что я почувствовала, как электричество, пробегающее по телу, поднимает дыбом волоски. В животе что-то ёкнуло. Наверное, это сердце провалилось. Речь из головы вылетела.

– Я… я… извиниться, – пролепетала я. – Вы услышали… что я… Я не то имела в виду, говоря, что не нужен…

– А что, нужен? – спросил он и уставился прямо в глаза.