Как до Жирафа…

– Вот! – шмякнула она со всего маху на стол белым конвертом, в котором у нас зарплату выдают, и сверху швырнула бумажку. – Так меня ещё никогда не унижали!!!

На бумажке было написано нервным почерком:

«Заявление. Прошу уволить меня по собственному желанию…»

Я выставил вперёд руки.

– Тшш…

– И не «тшш» на меня! – выпалила Катя. – Я не позволю! Я ухожу!

Ого, сколько огня, прикуривать от неё можно! И такая красивая, чёрт!

Я встал, взял в руку заявление и конверт.

– Давай разберёмся, – сказал я, стараясь оставаться спокойным. – Что вызвало такую реакцию? Если моя утренняя неудачная шутка, то я как раз хотел извиниться…

– Вот! – снова рявкнула Катерина басом, на опоре, как на тех гопников в майках-алкоголичках, и ткнула пальцем в конверт.

– Что плохого с зарплатой? – изогнул я бровь.

– Он ещё издевается!!! Да сколько можно! – продолжала Катерина на полной громкости.

Уверен, скоро сюда сбежится охрана. И пожарники. А покупатели из магазина ломанутся в панике, решив, что тревога. Надо было что-то делать. Я обошёл вокруг стола. Катерина искрила:

– Кто я вам?! Я не петрушка, чтобы так!!!

Слов она сейчас не услышит. Я шагнул к ней, обхватил ладонью затылок и, удержав, впился губами в её горячие губы. Она трепыхнулась. Стукнула по плечу, но я крепко держал. Губами, всем телом приник, пока не почувствовал, что она обмякла.

Кажется дверь открывалась. Пофиг. Ураган, наконец, затих, можно подсчитывать убытки… Только её я не отпущу, пусть не надеется!

Не выпуская Катю, я приподнял голову. Она раскрыла глаза, блестящие, как после долгих слёз, и посмотрела оторопело, не моргая. А я спросил ласково, нависая над ней:

– Ну, что там не так с зарплатой?

– Как вы могли… начислить мне бонус… за нашу ночь…? – пробормотала Катя, начиная вновь закипать.

– И вовсе не за ночь, – соврал я, решив не вдаваться в подробности про её дежурство с Маруськой, мало ли, какие это бури у неё вызовет. – Это за китайский.

– Почему за китайский? – охнула Катя.

– Ну, если сотрудник тратит личное время на благо компании, разве это не должно оплачиваться? – нашёлся я.

– Ой.

– Именно, что «ой», – улыбнулся я.

– Но утром вы… – начала Катя вновь со страданием в глазах.

– Считайте, что я дурак, – перебил я её, вызвав недоуменное моргание. – Маруська так и сказала. Доходчиво.

– И что же теперь? – пролепетала моя Ромашка, окончательно растерянная.

– Всё, – выдохнул я и снова её поцеловал.

Глава 29

«Я тряпка, без сомнений, тряпка, тряпочка… шёлковая… мягкая… приятная… ммм…», – думала я, растекаясь от сладости его поцелуя, сначала напористого, даже агрессивного, захватнического, а потом всё более и более нежного. За закрытыми веками мир кружился, как калейдоскоп. Среди его цветных осколков проплывали брошенные мысли. Куда-то мимо, будто не мои. А как же намерение – швырнуть ему деньги в лицо, высказаться и, красиво развернувшись, уйти с гордо поднятой головой? Растворил… Наглец. Милый, такой милый, негодник… Конечно, красиво высказаться у меня и не получилось… Почему я сказала, что «я не петрушка»? Что за идиома такая? Почему не укроп, не кинза или сельдерей с щавелем? А ещё переводчик…

Андрей целовал меня и целовал, сводя с ума и вызывая электрические волны по всему телу, как огни Святого Эльма. Господи, я же себя забуду, я всё забуду, когда такие горячие ладони так жарко сжимают, водят по спине, по плечам, по шее… Наверное, моя мама просто тоже сильно влюблялась, а вовсе не была… не такой… О, Господи, как же хорошо!

Дверь распахнулась, в щёлочке моих приоткрытых век скользнул Виктор Геннадьевич. Остолбенел. Мы столкнулись взглядами, я закрыла глаза, он – дверь. Пошёл штрафы на меня накладывать… Да и какая уже разница?! Я увольняюсь. Я буду гордым полиглотом-бомжом, хотя до следующего пятого числа ещё можно жить…

Ой, что это зашуршало? Я приоткрыла один глаз и увидела, как Андрей сжимает в кулаке моё заявление, превращая его в мусор. Комок бумаги полетел на пол. Да как он мог?!

Я попыталась отстраниться, а Андрей вновь не позволил. Прошептал мне в ухо, тут же его целуя:

– Никуда не отпущу.

– Узурпатор! – почти со стоном сказала я.

– Да… – и так поцеловал в шею, что я вся покрылась мурашками.

– Так нельзя, – всхлипнула я.

– Кто мне запретит? – он покрыл поцелуями мой лоб.

– Я…

Этот бессовестный проник под моё платье, коснулся бёдер, смущая и мгновенно вырывая из реальности. Но секунду спустя в моём мозгу включился предохранитель, и кто-то произнёс, возможно, за отсутствием в хозяйки это был вылезший из архивов моей памяти воображаемый друг, который у меня был в пять лет:

– На работе нельзя!

И вдруг Андрей остановился. Правда, перед этим посадил на свой стол. Я открыла глаза, пьяная и парящая. Взъерошенный, со съехавшим галстуком Андрей смотрел на меня снизу, сидя в кресле для посетителей. Поправил подол моего платья, закрыв колени. Улыбнулся по-мальчишески озорно:

– Как скажешь, моя королева!

– Я?!

Он взял мои руки и поцеловал одну ладонь, затем вторую.

– Ты.