Она знала, что ведет себя как истеричка, но не могла сдержаться. С какой стороны ни посмотреть на ситуацию, это катастрофа.
Эпическая. Глобальная.
– Статья на удивление точна, – продолжал Джейк, оставаясь раздражающе спокойным. – Изложены только факты. Могло быть гораздо хуже. Обо мне написали кучу лжи.
– Ты не понимаешь, Джейк? Или не хочешь понять? Именно в точности кроется проблема. Я усиленно трудилась, чтобы перестать быть Элинор. Никто в Сиднее не знает об этом. Никто не знает, какой жалкой она была.
– Ты опять, – заметил Джейк, – говоришь так, словно Элинор – другой человек.
– Так и есть, – отрезала Элла. – Другой. Взгляни на меня. – На ней были облегающие джинсы, просторный топ, ноги были босыми. – То есть когда я одета, как надо, с прической и макияжем. Я бываю на встречах, вечеринках, в ночных клубах. Будучи Элинор, я не стала бы такой.
– Конечно стала бы. Ты по-прежнему Элинор, Элла.
Она покачала головой:
– Не притворяйся, что не помнишь, каково мне приходилось в школе. Элинор была невидимкой.
Нет, даже хуже. Ее видели, замечали – и отвергали.
Она не может снова превратиться в Элинор.
Что подумают люди? Ее друзья? Клиенты?
– Я напряженно работала, – прошептала Элла. – Теперь все рухнуло.
Джейк взял стул, поставил его перед ней, сел и подался вперед.
– Ты думаешь, что в статье тебя преподнесли как фальшивку, – спокойно сказал он.
– Так и есть! – воскликнула Элла. – Вся моя жизнь построена вокруг Эллы. Не Элинор. Элинор подрывает все, чего я добилась.
– Нет. Ты стала лучшей, уверенной в себе, более стильной версией Элинор. Но это по-прежнему
– Я изменилась, – продолжала упорствовать Элла. – Я другой человек. У меня есть жизнь, друзья…
– Друзья, которые ничего не знают о твоем прошлом.
Какое право он имеет критиковать ее?
Она вскочила и подошла к окну.
– Это ты во всем виноват, знаешь ли. Ты и твое стремление к затворничеству. Если бы ты не прослыл отшельником, всем было бы наплевать на твою личную жизнь.
– Если бы ты нелепо не отвергала свою прошлую жизнь, не оказалась бы в такой ситуации.
Джейк встал позади нее. Она обернулась и посмотрела ему в лицо:
– Разве то, что ты заперся в горах, можно сказать, в башне, не нелепо?
– Сейчас разговор не обо мне, – заметил он.
– Конечно о тебе, – возразила Элла. – Тринадцать лет назад мы с тобой были похожи: бедные, непопулярные, социальные изгои. Только ты пошел по одной дороге, а я по другой. Ты, похоже, считаешь, что твой способ существования превосходит мой. Значит, мы говорим и о тебе.
– Гораздо благоразумнее игнорировать общество, которое всегда судит поверхностно. Никто не ценил меня, пока я собственным трудом не заработал деньги и славу.
– Как благородно, – съязвила она.
Его глаза сузились.
– По-твоему, – продолжал Джейк, – люди относятся к тебе, учитывая стоимость одежды, которую ты носишь, прически и макияжа?
– Я постоянно твержу тебе. – Ее голос становился резче с каждой секундой. – Имидж – это все.
– Ты беспокоишься, что теперь будет? – спросил он.
– Я потеряю своих друзей. Клиентов.
– Почему? Неужели ты веришь, что твоя единственная ценность заключается во внешнем виде?
– Почему я должна верить во что-то другое?
Джейк решил подступиться с другой стороны:
– Чего ты хотела, когда приехала в Сидней?
Она повторила знакомые слова:
– Уверенности. Ухоженности. Успеха.
– И ты достигла всего этого. – Он потер лоб. – Я до сих пор не понимаю тебя, Элла. Ничего страшного, что в газете появились фотографии, которые ты не желаешь видеть. Они не изменят то, чего ты добилась.
Он никогда ее не поймет.
Глубоко внутри Элла по-прежнему чувствовала себя непопулярной и непривлекательной. Она может все потерять, как только Элинор вырвется на свободу.
Она – фальшивка в блестящей обертке.
Если она перестанет быть Эллой, что у нее остается?
Она Элинор. Она любит Джейка Доннера. А он ее не любит.
Круг замкнулся.
– Ты не должна быть идеальной. У всех есть прошлое.
– Я думаю, тебе пора, Джейк, – перебила его Элла, неожиданно устав. – Все кончено.
– Нет, Элла, ты…
– Что ты хочешь сказать? Ничего не кончено?
У нее не было сомнений в обратном.
– Я не могу уйти.
Он снова заговорил, но ей нужно было, чтобы он понял ее – до того как навсегда исчезнет из ее жизни.
– Ты думаешь, что я идиотка, потому что тревожусь об одежде, макияже и цвете глаз. Ты считаешь, что это не нужно. Ты пытаешься доказать мне, что нет ничего страшного в том, что в газете напечатали мои старые фотографии. Вот что я тебе скажу, Джейк. Пока я не научилась всему этому, я была одна. Сейчас меня окружают люди. Мои друзья. И знаешь что? Мне все равно, если все это у меня только поверхностно. Это чертовски лучше, чем не иметь ничего.
– Но разве ты не видишь, что люди имеют дело с тобой, а не с твоими волосами и одеждой?
– То есть ты считаешь, что, если я избавлюсь от всего этого, ничего не изменится?
Джейк кивнул:
– Ты глубокий человек, Элла, а держишься за то, что лежит на поверхности.
Как он наивен!