Как достать профессора

Руслан Евгеньевич медленно наклонился ко мне, вызывая практически панику, и прошептал почти неслышно:

— Губы!

Тишина стала осязаемой, а я слышала только собственное сбившееся дыхание.

— Что? — осипшим голосом, переспросила я, решив, что мне показалось.

— Говорю, что в вас слишком много яда, я боюсь заработать несварение желудка, — любезно «повторил» Руслан Евгеньевич.

— У демонов разве бывает несварение желудка? — ляпнула я, прежде чем подумать.

Покраснела до кончиков волос и первая отвела взгляд.

— Любопытно, Синицына, что еще вы обо мне думаете, — приподнял он бровь и снова улыбнулся, заставляя чувствовать себя полной дурой.

— Я о вас совсем не думаю, Руслан Евгеньевич! — отрезала я, лихорадочно выискивая пути отступления.

А садист-преподаватель продолжал улыбаться. Весело ему было!

— Спорим, что вы врете, Полина? — профессор провоцировал и снова волновал. — Давайте, выскажитесь, облегчите душу.

Я была близка к панике. Завертела головой по сторонам в поисках помощи, но на кафедре, как назло, никого не было.

— Демон, преподавательская выскочка, продолжайте…

Зачем он это делает? Зачем вытаскивает из меня эмоции?

— Высокомерный хам, который считает себя умнее всех. Думаете, если вы все знаете, значит, и мы должны, да? Вам за каждое слово платят или вы считаете нас недостойными вашего ума и таланта? Разговариваете только сквозь зубы, вечно острите и стараетесь показать, что вы умнее всех!

Я распалялась все сильнее, а Логинов спокойно слушал мою пламенную речь и даже умудрялся кивать время от времени.

Я не успела осознать, насколько глупо поступала. Поддавшись эмоциям, вываливала на профессора все, что накопилось и то, что не должна была озвучивать вслух в его присутствии, но себя уже не контролировала.

Однако договорить мне не дали.

Логинов резко выкинул руку, схватил меня за шею, притянул к себе и закрыл рот поцелуем…

Глава 21

Руслан

За все в жизни нужно платить! Кровью и болью!

Синицына обмякла в моих руках и даже ответила на поцелуй, а потом как взбесилась. Распахнула глаза, со всей силы оттолкнула от себя и громко хватала ртом воздух, взглядом обещая мне не райское блаженство, а снова ад, котел и кипящее масло.

Я не мог вспомнить, когда в последний раз так заводился.

До искр из глаз.

До сведенных в судороге челюстей и до полной отключки мозга.

Наверное, настолько сильно — никогда.

Я сложился пополам от ноющей боли в паху, словно меня со всей дури приложили туда коленкой. Уперся ладонями в стол, попытался отдышаться и вернуть себе хоть каплю былого хладнокровия.

Было сложно. Девчонку хотелось уложить на стол и навсегда отучить мне хамить. Занять этот ротик, что как из гранатомета выстреливал негодованием, и показать, что такое настоящее удовольствие. Так показать, чтобы говорить она потом не смогла. И ходить. Только лежала и блаженно улыбалась, глядя в потолок. А потом повторить несколько раз для закрепления результата.

Я забыл, что мы на кафедре и нас в любой момент могут увидеть. Адреналин зашкаливал, а я съедал ее рот, который оказался еще вкуснее и слаще, чем я себе представлял. С примесью сладкого яда, который меня уже отравил. И она ответила. Не сразу, но поддалась и сдалась под моим напором. Ненадолго.

— Вы… Да как вы… — кажется, ее заклинило.

Я же вообще не мог говорить.

— Кобель! — рявкнула Полина. — Негодяй!

— Еще одно слово… — хрипло предупредил я.

— Я вашей невесте все расскажу! — топнула она ножкой, развернулась и убежала, не забыв хлопнуть дверью.

— Она мне не невеста, — прохрипел я в пустоту.

И остался в компании дикого стояка и своих мыслей. Невеста… Как она ее назвала? Загрызайка? Синицына в своем репертуаре…

Я смотрел на дверь и пытался дышать ровно, чтобы не разгромить к чертям кафедру.

Кое-как дошел до стула, сел и постарался думать о чем-нибудь нейтральном. О новом деле, слушание на которое назначено на среду, например. И дышать не слишком громко. Нервно сжимал и разжимал кулаки, ожидая, когда меня отпустит.

Я помнил, насколько мягкие были ее губы, помнил первый шок Полины, когда наши губы соприкоснулись, помнил ее внутреннюю борьбу и, наконец, капитуляцию — прежде чем она вероломно оттолкнула меня.

Мозг медленно и неторопливо возвращался туда, где и должен быть, а желание крушить и убивать не проходило, становясь почти невыносимым.

Синицына, особо не напрягаясь, рушила все мои принципы и устои. Рвала все рамки и шаблоны. Красивая, манящая, настоящая. И ядовитая… Как аконит, который очень легко перепутать с обычным цветком. И который оказывается смертелен для того, кто вступит с ним в контакт.

Наконец, мышцы расслабились, и я смог откинуться на спинку стула. Прикрыл глаза и зло выдохнул. Отпускало медленно и со скрипом; запах кожи Синицыной и ее рваный выдох до сих пор будоражили сознание и проезжались бензопилой по нервам.

Думать о том, как я докатился до жизни такой, не хотелось.