Лето в этот раз выдалось холодное и дождливое. Середина июля, а по вечерам теплые вещи приходится надевать. По ступенькам тяжело ступала Нянюшка, еле-еле добралась до залы Гипофиза. Прежде чем сказать, долго стояла молча, потупив взор. Затем произнесла слова, как приговор: «Посылать некого. Все девочки больные, хилые, тощие и маленькие. Им не усидеть в лодке, не справиться с течением. Да они в лодку-то войти не смогут. На руках нести их, что ли, людям на смех?»
Гипофиз промолчал. Повернувшись к окну, смотрел на унылый летний сад, весь в струях дождя, и вспоминал хорошие прежние времена: вот в саду гуляет Ева. Как заливисто она смеется! Как счастливо улыбается! Какая легкая изящная походка! Все радует в этой девушке. Да! Это было его творение, воплощение его мечты о красоте, чистоте и радости. Видение развеялось, и Гипофиз вернулся в реальный мир: «Что там говорит Нянюшка? Да что бы ни говорила, исправить уже ничего нельзя. Время ушло».
Нянюшка долго стояла. Так и не получив никакого ответа, вздохнув, пошла к Гипоталамусу. Дверь была открыта. Сквозняк гулял по комнате. Всегда деятельный и энергичный старик полулежал в кресле, и казалось, что сама жизнь покинула это исхудалое тело. В комнате царил хаос. Часть пробирок была перевернута, часть разбита. Непонятная жидкость шипела и пенилась на полу. Нянюшка подошла к креслу и слегка дотронулась до руки Гипоталамуса. Он приоткрыл глаза, тяжело посмотрел на Нянюшку из-под бровей, и опять погрузился в прежний сон.
Нянюшка постояла-постояла, тяжело вздохнула и пошла к себе в детскую.
* * *