Как это было на самом деле у королей и королев. Книги 1-8

– Самой красивой? Я их всех знаю и не вижу…

– С этой вы еще незнакомы. Это моя сестра Катарина! Ей пятнадцать лет, и она прекрасна, как майский день: стройная, гибкая, с огненными глазами, роскошные черные волосы, кожа, в которой словно поселилось солнце. А тело…

– Ну, хватит! Вы вполне уверены в том, что говорите о своей сестре? Вы ее расписываете, как барышник – кобылу!

– Потому что я люблю ее и потому что вас я тоже люблю! Ничто не могло бы сделать меня таким счастливым, как видеть вас вместе. Катарина – скромная и простодушная девушка, но мне кажется, что вы ей понравитесь.

Кампана получил свои цехины, а Казанова был представлен Катарине. Незачем и говорить о том, что и у него, и у нее любовь вспыхнула мгновенно. Кампана не преувеличивал: Катарина действительно была обворожительна, и Казанова страстно влюбился в нее с первого взгляда. Девушка, со своей стороны, не могла противиться чарам этого высокого тридцатилетнего мужчины со смуглым лицом и дерзким взглядом, склонявшегося перед ней, словно испанский гранд перед своей королевой.

Однажды вечером, когда отца девушки не было дома, он даже позвал музыкантов, чтобы исполнить для нее серенаду. Но если первую часть концерта влюбленные слушали порознь, он – из лодки, а она – со своего балкона, то вторая звучала контрапунктом к стонам Катарины, которая в своей постели отдавалась Джакомо со всем свойственным юности пылом.

Это был прелестный и типично венецианский роман, состоявший из пламенных свиданий украдкой, неспешных прогулок в гондоле, вздохов, клятв и звона мандолины. Но роман оказался коротким, потому что старик Кампана, как и положено хорошему отцу, озабоченному и продолжением рода, и будущим своей дочери, нашел для нее мужа, как и он сам, торговца, богатого и обеспеченного.

Торговец этот обладал одним изъяном – он не только был далеко не красавцем, но к тому же оказался еще и не очень молод. Катарина, без памяти влюбленная в своего Джакомо, наотрез отказалась от жениха, и в красивом доме на улице Святых Апостолов разыгралась одна из тех трагикомических сцен, какие, к величайшей радости французов, будет в изобилии сочинять в грядущем веке автор известных комедий Лабиш.

Кампана-отец едва не задохнулся от бешенства, поколотил дочку, и, поскольку она продолжала упорствовать в своем намерении выйти замуж за этого негодяя Казанову, ему оставалось лишь прибегнуть к единственному доступному для венецианских отцов средству, способному заставить призадуматься непокорную дочь: отправить ее в монастырь.

– Не видать тебе больше Катарины, – сообщил однажды вечером Пьетро своему другу Джакомо. – Отец отослал ее в монастырь. Сегодня утром ее увезли в Мурано.

– В Мурано? А ты знаешь, в какой монастырь ее отправили?

– Конечно, знаю! Сан-Джакомо Галицийского!

Лицо Казановы, поначалу омрачившееся, вмиг просияло. Благодарение богу, не все венецианские «клетки для девушек» были одинаковы. Конечно, монастыри, которые принимали девушек, следовавших истинному призванию, имели тот строгий уклад, какого желала святая Тереза д'Авила, но другие, служившие семьям чем-то вроде чулана, куда удобно было засовывать слишком многочисленных или чересчур непокорных дочек, и не думали порывать с радостями жизни. Эти монастыри, запечатленные кистью Лонги, больше напоминали светские салоны, чем уединенный приют монахинь. Монашки, если их вообще можно назвать этим именем, одевались по последней моде и ежедневно, изящно причесанные и нарумяненные, принимали друзей, если только сами не отправлялись с визитами к знакомым… или на свидания. Тот монастырь, куда старый Кампана отправил свою дочку, принадлежал к числу последних.

Но поскольку этот славный малый тоже не вчера родился, он в обмен на свои деньги потребовал, чтобы к дочери никого не пускали, в особенности же просил по крайней мере на некоторое время запретить ее навещать мужчинам. И в день, когда Казанова, с головы до ног разряженный в зеленый атлас, явился в монастырь, ему вежливо сообщили, что синьорина Катарина Кампана больна и не принимает.

Наверное, ее болезнь была не такой уж тяжелой, поскольку на следующий день он получил от Катарины облитое слезами письмецо, в котором затворница горестно жаловалась ему на свои несчастья. Она, конечно, не в силах была бы их вытерпеть, если бы рядом с ней не было сестры Марии-Маддалены, которая прониклась к ней нежнейшим сочувствием, всячески ее баловала и вообще обращалась с ней, как обращалась бы настоящая старшая сестра.

«Именно ей, возлюбленный мой, вы должны адресовать ваши письма, если, конечно, вы возьмете на себя труд писать к несчастной девушке, которая чахнет от любви к вам. Она неизменно будет передавать их мне и озаботится тем, чтобы доставлять вам мои письма. Она настоящий ангел…»

Через посредство вышеупомянутого ангела влюбленный Казанова и нежная Катарина обменялись несколькими пламенными посланиями, которые, впрочем, со временем без всякой видимой причины стали реже.