Как это было на самом деле у королей и королев. Книги 1-8

Однажды вечером, поспешно взбегая по лестнице, ведущей к спальне Туанон, он повстречал какого-то пузатого и расфуфыренного франта, который в одной руке держал шляпу, украшенную белыми перьями, а другой с необычайным изяществом похлопывал по собственному жабо. Тогда Луи-Доминик не обратил на него ни малейшего внимания, тем более что Туанон в этот вечер была с ним нежна, как никогда прежде. И только назавтра, когда руки у него были заняты бочкой, а ум праздно бродил, он припомнил это происшествие и сообразил, что расфуфыренный мужчина мог идти только от Туанон.

Подозрения так жестоко его терзали, что он решил убедиться в их справедливости. В самом деле, с некоторых пор Туанон просила его приходить к ней попозже и отказывалась с ним гулять, ссылаясь на усталость. Дальше дело пошло еще хуже: какой-то мальчуган принес ему записку, в которой Туанон писала, чтобы он сегодня вечером совсем к ней не приходил и вообще до конца недели не появлялся, объясняя эту просьбу причинами, показавшимися молодому человеку довольно туманными. И это обстоятельство окончательно заставило его решиться.

Он подкараулил возвращение девушки, затем выждал еще час и отправился к ней. Взбежав по лестнице, постучал в дверь. Никто не ответил, но он услышал шепот по ту сторону двери. Туанон была дома, он нисколько в этом не сомневался, и была не одна.

Им овладел неукротимый гнев. Навалившись на дверь, он высадил ее плечом и влетел в комнату. В ответ на треск развалившейся створки разом вскрикнули два голоса: полураздетая Туанон, лежавшая в постели, испуганно уцепилась за вчерашнего молодого толстяка, а тот визгливо заорал:

– Нахал! Как ты посмел? Вот сейчас позову патруль, чтобы тебя отсюда вышвырнули!

– За патрулем тебе, толстячок, еще придется сбегать! А пока что я сам тебя отсюда вышвырну!

– По какому праву?

Возмущенная Туанон вскочила с постели. Не заботясь о том, чтобы прикрыть наготу, она дикой кошкой бросилась на Луи-Доминика:

– Это ты сейчас уберешься отсюда, парень! Я была слишком добра к тебе! Ты что, считал, будто так и останется навсегда? Я, знаешь ли, стою большего, чем твои жалкие подарочки!

С минуту Луи-Доминик смотрел на нее так, словно видел впервые в жизни. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было. Никогда еще он не видел ее такой, какой она предстала перед ним сейчас: жадная, расчетливая, развратная… Даже ее прелестное личико, искаженное яростью, показалось ему безобразным…

– Вот именно, я вообразил, будто это может продолжаться вечно. Но ты была недостойна моей мечты!

Толкнув девушку с такой силой, что она плюхнулась обратно в постель, где продолжал лежать ее любовник, Луи-Доминик сбежал по лестнице так, будто за ним гнались. Глаза у него были сухими, голова горела. Он чувствовал себя абсолютно несчастным, но судьбе было угодно, чтобы в тот вечер его горести на этом не кончились.

Приблизившись к отчему дому, он услышал через открытое окно разговор, от которого у него волосы на голове встали дыбом.

– Я знаю, что это сделал он, – говорил отец. – Я уже некоторое время его подозревал, но вчера я его выследил и видел своими глазами, как он брал деньги из моей шкатулки.

Затем до его слуха донесся голос матери, в котором слышались слезы:

– Этого не может быть! Никогда не поверю, что он на такое способен.

– И все-таки тебе придется поверить, бедная моя женушка! Наверное, эти пять лет, которые он провел у окаянных цыган, не прошли для него бесследно. Ему внушили, что воровать легче, чем работать.

– Но он же работает…

– Да. Но он не любит свое дело. Я прекрасно это вижу.

Они помолчали, потом мать заговорила снова:

– Что ты собираешься делать?

– Ему будет очень полезно посидеть немного в Сен-Лазар. Я не могу позволить вору гулять на свободе, пусть даже он – мой родной сын. Завтра утром я сделаю вид, будто собираюсь к поставщику, возьму его с собой и отведу… туда!

Дальше Луи-Доминик слушать не стал. Если он вернется домой – он пропал. Он достаточно хорошо знал своего отца и понимал, что ничто и никто не сможет заставить отца изменить решение. Парень отступил на шаг, затем на два, на три, а потом, отойдя от дома на приличное расстояние, пустился бежать и погрузился в недра большого города, как ныряют в море. Кокетство и неблагодарность Туанон решили его судьбу. Луи-Доминика больше не существовало. Вместо него на свет появился Картуш…

Едва стряхнув со своих подошв пыль родительского дома, Картуш обнаружил, что совсем неплохо быть семнадцатилетним, сильным, ловким и жить в Париже. Потому что он, конечно же, не видел необходимости уезжать оттуда. Шансы встретиться с отцом в таком огромном городе были невелики, особенно в тех кругах, какие он намеревался посещать. Одновременно с этим он решил, что очень глупо заниматься грязной работой, когда у тебя хваткие руки и ты можешь с легкостью добыть сколько угодно кошельков и драгоценностей. Он без труда вспомнил уроки цыган. Его природная ловкость помогла развить полученные когда-то навыки.