Читаем Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии полностью

Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии

На все эти проблемы накладывалась еще и расовая разобщенность, характерная для Южной Америки в гораздо большей степени, чем для Северной [Там же: 182].

Впрочем, наличия хороших институтов, по Фергюсону, недостаточно, чтобы объяснить успех Англии (и ее колоний) в ходе промышленной революции. Он полагает, что европейские правила игры были, конечно, лучше, чем азиатские, но Англия в этом плане не отличалась от Франции, Германии или Голландии в XVIII–XIX столетиях. А вот чем Англия отличалась от них, так это дороговизной труда и дешевизной угля [Там же: 279]. То есть из-за высоких зарплат у английского бизнеса появились стимулы осуществлять различные технические усовершенствования, позволяющие относительно уменьшить численность людей, занятых на производстве. При этом разработанные изобретателями машины оказались недороги в эксплуатации, благо топливо имелось по соседству с промышленной зоной.

Наличие запасов топлива и впрямь очень важно. Но уголь ведь имеется в достатке во многих странах Европы, поэтому, когда дело дошло до индустриализации Франции, Германии, Бельгии и даже Польши с Россией, он сыграл ту же роль, что в Англии. Но началось-то все именно в Англии. Почему? Сами по себе залежи угля не дают ответа, тогда как трансформация институтов английский успех объясняет.

Что же касается дороговизны труда, то следует объяснить, по какой причине он именно на острове был так дорог, а не на континенте. Уж не потому ли, что экономика хорошо развивалась и создала огромный спрос на труд, вынуждавший бизнесменов платить большую зарплату? Но если именно так, то, значит, английское экономическое чудо создало дороговизну труда, а не наоборот.

Что внутри «черного ящика»

Похоже, все-таки роль прогрессивных английских институтов, сформировавшихся к XVIII веку, следует учитывать в первую очередь при попытках ответить на вопрос о причинах европейского успеха. Подробнее об этом пойдет речь в разделе этой книги, непосредственно посвященном институциональному анализу. И в этой связи возникает еще один вопрос, на который не дает ответа Ниал Фергюсон: каким конкретно образом конкуренция европейских стран в борьбе за правильные институты привела к достижению позитивного результата?

Конкуренция ведь возникла с момента распада Римской империи. Государства воевали между собой, совершенствовали вооружения, искали оптимальные способы ущучить противников. И постоянно их находили. То одна страна, то другая достигали могущества. Англия долгое время доминировала над Францией в Столетней войне. Потом лидерство захватила Испания, контролировавшая практически пол-Европы в XVI столетии. А дальше Франция ее обошла, став в XVII веке ведущей державой. При Петре I в большую европейскую политику энергично включилась Россия. К концу XIX века наметилось лидерство объединившейся наконец Германии.

Между моментом, когда соперничество европейцев началось, и моментом, когда оно обеспечило Западу преимущества, прошло много веков. Почему конкуренция стран не дала результата раньше? А если дала, то в чем это выразилось? Как отмечал Кеннет Померанц в книге «Великое расхождение», о которой шла речь раньше, до XVIII века Европа не способна была добиться большего, чем Китай. Фергюсон же считает, что преимущества Запада выявились на пару столетий раньше. «В 1600 году ВВП Англии на душу населения уже на 60% превышал ВВП Китая» [Там же: 402]. Это весьма спорный аргумент, поскольку сравнивать надо либо Европу в целом с Китаем в целом, либо наиболее успешные регионы Европы и Китая между собой. Но даже если предположить, что Фергюсон прав, все равно в книге «Цивилизация» трудно найти объяснение, почему конкуренция между европейскими государствами не привела к формированию прогрессивных институтов в XII веке.

Наверное, соперничество европейцев между собой обеспечивало какие-то важные промежуточные результаты. И, может быть, попеременное лидерство то одной страны, то другой было с этим связано. Если это так, то интересную и разумную историко-социологическую схему, нарисованную Фергюсоном, надо еще наполнять дополнительным конкретным содержанием. Она представляет собой что-то вроде «черного ящика». На «входе» – соперничество. На «выходе» – хорошие институты. А что между ними? Что внутри у «черного ящика»?

Впрочем, вне зависимости от ответа на данный общий вопрос, можно зафиксировать важный для нашей страны вывод, вытекающий из книги Ниала Фергюсона. Россия проигрывает в конкуренции с Западом. Мы все больше чувствуем наше отставание. И, если принять во внимание мировой опыт, это наше чувство рано или поздно станет (как и в других странах) важнейшим двигателем преобразований.