— Не мог бы ты не светить фонариком на меня?
Луч фонарика послушно перебежал с ее юбки на шкаф, к которому она приблизилась. Но стоило Оле раскрыть створки, как содержимое посыпалось без разбору — папки, бумаги, счета, все вперемешку.
Оля громко выругалась.
— Ого, ты даже так умеешь? — присвитснул Воронцов.
Оля непонимающе оглядела макулатурный водопад и сказала:
— Ты мне, может, и не поверишь, но я не оставляла дела в таком виде…
— Почему же? Верю.
Оля все-таки обернулась. Чтобы не слепить ее, белый луч фонарика опустился ниже. Ровно на грудь.
— Когда ты была в последний раз в кабинете? — спросил Воронцов, а луч фонарика скользнул от одной груди к другой.
— Неделю назад, когда мы… В общем, в пятницу. Я спустилась на торжественное открытие, на котором ты прочел речь, а после… больше сюда не поднималась.
Хорошо не придется ничего доказывать. Что-что, а в этом отношении алиби у нее железное.
Воронцов, похоже, думал о том же. Фонарик скользнул по животу ниже, а после вдруг взмыл к потолку. Он все-таки перевернул фонарик так, чтобы луч никому не мешал. По кабинету разлился приглушенный серый полумрак.
Впрочем, Оле это нравилось еще меньше, ведь теперь у Воронцова были обе руки свободные.
— Оля, все это очень странно.
Странно сейчас то, что творится в ее голове и теле, когда он произносит ее имя, вот что действительно странно. Во рту пересохло, и пришлось облизать губы.
Думай о деле, Оля, пришлось приказать себе.
— Твой юрист ведь проверял документы перед сделкой?
Воронцов стал ближе на еще один шаг. Со обеими свободными руками и всем остальным, что у него имелось под одеждой.
О черт, она ведь знала, что будет ошибкой запереться с ним один на один в кабинете!
— Документы он действительно проверял, и с ними все было в полном порядке, вот только это было три месяца назад. А точной даты истечения лицензии никто не помнит. Кроме тебя.
Оля отступила на шаг назад.
— То есть саму лицензию ты даже не видел?
— Нет, — Воронцов сделал еще два шага вперед.
Думай, Оля, думай. Отгадка же где-то рядом.
— А как тогда ты узнал, что она просрочена?
— Мне сообщили об этом перед самым открытием.
Все, бежать больше некуда. За спиной Оли стена, перед ней Воронцов. Ее загнали в угол, но паника, которая ее накрыла, сейчас очень далека от клаустрофобии.
Ни черта не помогают эти сапоги! Рядом с этим ходячим сексом что в запятнанном халате, что в резиновых сапогах чувствуешь себя обольстительницей.
— И кто это у нас такой осведомленный, что сообщил тебе дату? — прошептала Оля.
Замер прямо перед ней. Стальные глаза кажутся почти черными в полумраке.
— Один друг.
— Ты ему доверяешь?
Слишком сложная тема для обсуждения сейчас, и слишком опасно ставить на одни весы себя, которую Воронцов знает без малого неделю, и какого-то друга, с которым его может связывать куда больше.
— Почему ты не спрашиваешь, доверяю ли я тебе, Оля? — Воронцов говорил вкрадчиво, как гипнотизер.
Ворот рубашки неплотно прилегал к его коже, и обнаженная шея снова будила в ней хищницу, которой только и надо, что впиться в пульсирующую жилку зубами
Оля сглотнула. С трудом оторвала взгляд от шеи Воронцова, заставила себя не пялиться на его губы и небрежную щетину. Запрокинув голову, встретилась с его темным взглядом.
— Ты меня уволил, даже не выслушав. Очевидно же, что нет.
Воронцов нависал над ней, упираясь руками в стену.
— Знаешь, я бы увольнял тебя хоть каждый день, если бы все, что было после, тоже повторялось…
— Ты бредишь, Воронцов.
— Да. Тобой.
Руки легли на ее талию. Оля забыла, как дышать.
— Это ошибка, — прошептала она.
— Тогда уходи, — тихо ответил он.
Как будто она могла.
Вместо этого Оля сделала то, о чем так долго мечтала, обвила его шею руками и укусила.
Наконец-то.
Глава 21. Тебе только секс и нужен
Если бы ему сказали, что Оля сама примчится из-за пожара, Воронцов поджег бы этот клуб собственными руками еще несколькими днями раньше.
Он не мог без нее. У него бизнес вот-вот накроется медным тазом, а он только и может, что представлять, какая она на вкус.
Безумие чистой воды. Помешательство, как оно есть. Чем больше он думал, тем меньше что-либо понимал.
Единственный, кто мог бы прояснить Воронцову ситуацию с дочерью, был Иваныч, но из его памятника на кладбише собеседник вышел, прямо скажем, так себе.
Воронцов попытался расспросить бармена Вову о родственниках Ольги, но парень только пожал плечами, мол, ну да, она дочь бывшего ди?ректора. Совсем, как Марьванна. Чтобы ни было между отцом и дочерью, сор из избы они, очевидно, не выносили, а для всех остальных их родство давно стало секретом Полишинеля.
Воронцов не видел причин, по которым Ольге стоило затевать заговор, в который он так легко поверил, когда не был знаком с ней лично. Оля задала правильный вопрос: «Доверяет ли он другу?», но Воронцов, как и всегда в таких случаях, когда Оля была рядом, пошел по более легкому пути — отложил рефлексию на потом.