Как я был в немецком плену

На обоих берегах Днепра недалеко от моста немцы установили мощные зенитные орудия, чтобы отражать налёты советской авиации. Переехав медленно Днепр по восстановленному частично мосту, наш грузовик поехал по городу и долго петлял много по улицам. Перед закатом солнца мы подъехали к одному из главных пересыльных лагерей, устроенному в огромной старинной тюрьме, вся территория которой была огорожена высокой (наверное, до 10 метров) толстой кирпичной стеной. Тюрьма находилась недалеко от металлургического завода им. Г. И. Петровского, «украинского старосты» первых лет советской власти, чьей фамилией назван и сам город…

…В тот вечер наш водитель грузовика – немецкий старший ефрейтор – остановил машину перед массивными воротами тюрьмы, вышел из кабины и отдал часовому какую-то бумажку, после чего завёз нас к кирпичному зданию внутри двора. Здесь мы неожиданно увидели пленных сапожников по обеим сторонам ступенек, расположившихся на табуретках с соответствующим инструментом.

Нас завели в камеру размером примерно в 20 кв. м, совсем не имевшую окон и слабо освещаемую сверху одной яркой электрической лампой. Никакой мебели, даже стула, в камере не было. В углу камеры стояла огромная параша – открытая металлическая бочка, к которой сбоку была прислонена деревянная ступенчатая лестница. Стены, окрашенные вплоть до потолка синей масляной краской, были усыпаны жирными темно-красными клопами, и везде виднелись полосы от раздавленных паразитов. Надзиратель сказал, что нам принесут бочку горячего борща, а другой еды не будет до утра. Утром нас распределят по другим камерам. Вскоре действительно нам доставили бочку с горячим борщом, который ничем не отличался от того, что нам давали в лагере. И мы все ночью доотвала наелись этого борща – баланды.

Утром к нам пришли со столиком и табуреткой русские писарь и переводчик, а также представитель немецкий комендатуры. И как раз в этот момент я свалился на пол и не смог самостоятельно подняться из-за слабости и режущих болей в желудке. Немец через переводчика спросил, что со мной, и, получив ответ о моей инфекционной болезни, сразу же распорядился увести меня с вещами в тюремный лазарет.

Лазарет – двухэтажное и длинное белое кирпичное здание – располагался на заднем конце большого тюремного двора. Мы прошли через ряды лежащих на голом полу больных и раненых и пришли в комнату, где за столом сидел одетый в белый халат молодой врач или фельдшер. Он поинтересовался моим заболеванием и отвел мне место на полу, посоветовав пока ничего не есть.

Когда мне стало получше, я вытащил словарь и решил привычно заняться немецким языком. Как раз в это время ко мне подошел упомянутый медицинский работник, который сразу же заинтересовался словарем и с ходу попросил дать ему словарь до завтра. Потом он сказал, что в тюремном лазарете нет никакой возможности лечить сильную дизентерию, поэтому при первой же возможности он отправит меня в городскую инфекционную больницу, а пока дал мне пакет с марганцовкой.

Утром меня отправили в больницу, а словарь так и остался в тюрьме у медицинского работника. Больница, огороженная со всех сторон толстой стеной высотой в человеческий рост, располагалась недалеко от Канатной улицы. Территорию больницы, которая была засажена множеством деревьев и кустарников, охраняли местные часовые. Врачи, фельдшеры, санитары и другой персонал были тоже из местных жителей, хотя иногда в больнице появлялись и немецкие военные врачи, контролировавшие русских коллег. Среди всего лечащего персонала я почти не видел мужчину, работали везде женщины, одетые в белые халаты. Больница содержалась главным образом благодаря скромным средствам, выделяемым городской управой, и пожертвованиям горожан и жителей окрестных сел. Пожертвования вносились преимущественно в виде хорошо отстиранного и отремонтированного постельного и нательного белья, одежды и, главным образом, – продуктов питания. Основными из этих продуктов были, конечно, хлеб, картофель, свекла, капуста, морковь, лук, мука, различные крупы, горох, арбузы, помидоры, огурцы и другие овощи, а также фрукты и ягоды, куриные яйца, свиное сало, молоко, сметана, творог и т. д.

Главным врачом в больнице была симпатичная и немногословная женщина средних лет – Е. Г. Попкова, имя и отчество которой, я, к великому сожалению, не запомнил.

В больнице я попал в первый корпус, где меня зарегистрировали, заполнив анкету, и я на этот раз не стал больше записываться лейтенантом и спокойно назвал себя рядовым бойцом. Затем медсестра и кастелянша (сестра-хозяйка) заставили меня полностью раздеться и сложить в угол всю одежду, которая подлежала «прожарке» для уничтожения вшей и возвращению только при выписке из больницы. В качестве нижнего белья мне выдали длинную с двумя бретельками тонкую… женскую ночную рубашку. Увидев моё недоумение, кастелянша объяснила, что в больнице мужского белья не хватает, и поэтому мужчинам приходится носить женское, поступающее как помощь от местного населения. Мне полагалась еще пара изношенных шлепанцев.