Как я была Панночкой…

– Наташ, а что с первой Панночкой случилось? – спросила я как-то у Хвеськи.

– Та ничого! – ответила Наташа, будучи уже глубоко в образе. – В ночи щось прывидилось, побигла, об кут стукнула, зубы вышибла. Вставляты не стала, казала, для образу добре. Ще пограла. А потим в ликарню видвэзлы, сказали, з даху будынку стрибнуты хотила.

Мой премьерный спектакль прошёл на ура. Цветы, поздравления, восхищение. Гонорар был – как моя месячная зарплата в академическом театре. Живи да радуйся. Десять спектаклей отыгралось хорошо, но вот на одиннадцатый мне почему-то очень не хотелось идти. Но я загримировалась, оделась и вышла на сцену. Качаюсь в гробу, беснуюсь, требую у Хомы зачать со мной мёртвое дитя… Слышу скрип над головой, но внимания не обращаю, не до того.

Конец спектакля, аплодисменты. Выхожу за кулисы, а там трое казаков пот с лица вытирают и говорят:

– Оль, на тебя крест из декорации падал, подпёрли плечами, еле удержали!

А крест был три метра в высоту, из цельного бруса.

На двенадцатом спектакле раскачиваюсь в гробу, как на качелях. Вдруг два передних троса лопаются прямо у меня в руках. Я кубарем вываливаюсь на сцену, а гроб, качнувшись, ещё и поддаёт мне ускорение под пятую точку. Каким-то чудом, на кончиках пальцев, зависаю на самом краю и не улетаю в зал. Зрители в ужасе охают и вжимаются в кресла, но монолог я не прерываю, играю до конца. Как будто всё так и должно быть!

Перед тринадцатым спектаклем я зачем-то долго мылась, оделась во всё новое и написала письмо маме. Произнося последние фразы финального монолога: «Государь сатана! Пошли ко мне на помощь, рабице твоей, часть бесов и дьяволов! И слепи нас обоих в одно, и брось в своё дивное пекло, о государь, чтоб не остыло бы оно никогда во веки веков, чтоб дымило оно костями и плотью нашими и полнился бы мрак великий, и вставал бы над светлым миром смердящею завесою, и в великой битве одолел бы тот мрак самого Царя Небесного!» – я шагнула за кулису. Как сейчас помню, одна нога ещё на площадке, вторая за занавесом, переношу на неё вес тела и… как ракета, ухожу двумя ногами в люк, под сцену. Со всей силой шибанулась подбородком об пол.

Боль была дикой, а челюсть клацнула так громко, что казалось, все зубы разом должны вылететь или раскрошиться. Но, как несостоявшийся врач, не теряя присутствия духа, я быстро пересчитала клыки во рту и проверила наличие языка. Не откусила. А могла бы, если бы не закончила монолог вовремя и, уходя, ещё что-то произносила.Кто и зачем открыл этот люк? Мысли пролетели в голове за долю секунды, и я начала хохотать. Да так неистово и демонически, самой жутко стало.

– Хороший смех был в конце спектакля, – одобрительно сказал Гений. – Молодец, закрепи на будущее!

Я смиренно кивнула, а потом невзначай заметила, что в моём академическом театре на носу выпуск «Гамлета» и надо бы мне чуток сконцентрироваться, посему возьму перерыв. Вот, кстати, Таня из второго состава сидит и ждёт. Рыжая барышня Таня действительно сидела на репетициях уже не первую неделю, на груди она всё время держала чёрного котика, то ли живого, то ли мёртвого. Короче, к роли Панночки была готова.

На банкете по поводу премьеры «Гамлета» было весело. Гений тоже пришёл.

– Ты чего пропала? – гневно блеснул он белёсыми глазками потенциального серийного убийцы. – Я собираюсь «Макбета» ставить, главная женская роль твоя!

– Не могу, – скромно ответила я. А затем брякнула просто так, наобум: – Замуж выхожу, в Италию уезжаю.

– Печально, когда хорошие актрисы становятся домохозяйками, пекут пиццу и жиреют, – презрительно скривился Гений. – Ну и катись в свою Европу!

– Спасибо. Чего и вам желаю! – огрызнулась я.

Вот кто кому напророчил – сейчас уже не разобрать. Театр «У водокачки» со своими спектаклями постоянно колесит по Европе. И на своей площадке принимает международные театральные фестивали. А я через год действительно уехала в Италию, но пиццу там не пекла и не разжирела.

Для оформления обложки использованы художественные изображения из личного архива автора.