Как я была Пинкертоном. Театральный детектив

Такое положение дел не способствовало спокойствию в труппе. Актеры начали посматривать друг на друга косо и обращать внимание на мелкие недочеты, которые еще вчера по-дружески помогали исправить или затушевать. Любая ошибка в произнесенной фразе демонстративно подчеркивалась.

Это не касалось только Лизы, ей по-прежнему помогали все, даже те, от кого помощь не требовалась.

Обидно, что из-за этой суеты с перераспределением обязанностей трагедия с Любовью Петровной как-то отошла на задний план. Временами мне казалось, что о ней помним только мы с Проницаловым. Суетилова и Тютелькина все устраивало, остальных актеров тоже. Неприятно, но многие стали искать расположения новой Примы. Особенно старался Меняйлов. Мне на него смотреть тошно, такие слизняки, как рвотное средство, после обеда лучше не вспоминать.

Тогда я не подозревала, что с Меняйловым еще придется общаться вне сцены.

С Проницаловым мы провели серьезное совещание. С моими размышлениями о возможности трагедии (я никак не могла произнести слово «убийство») из зависти он согласился, серьезно кивнув. Только вот что дальше делать не знал. Взять и обыскать каюту Тони и Лизы нельзя, ведь, по сути, все подозрения в убийстве на пароходе пока связаны с бестолковыми свидетельствами Васи Свистулькина. Пришлось пока наблюдать за обеими девушками, чтобы понять, могли ли те сговориться.

Проницалов торопил земляков с поисками трупа, те старались вовсю, но нашли на дне кроме туфли без каблука только кучу всякой дряни, кстати, не без пользы. Раскрыв в процессе поиска несколько давно заброшенных дел о пропажах, старший милиционер Тарасюков за два дня успел получить три благодарности, а несчастный Проницалов все бился над загадкой исчезновения Примы.

Очередной остановкой на пути продвижения культуры в массы стал Средний Коммунар.

Вот этого названия я не понимала совсем. Вроде новое, но нелепое.

Оказалось, городишко раньше назывался Старой Пристанью, жители пожелали переименовать его в Коммунар, но их опередили, Коммунар уже имелся. Тогда решили, что будет Верхний Коммунар, но и таковой тоже нашелся. Мало того, был и Нижний Коммунар! И даже Новый Коммунар в округе был. Это была просто коммунарская округа.

Чтобы не мучиться с поисками названия дальше, сошлись на Среднем. По крайней мере, это свидетельствовало о единодушии в городе и отсутствии местной гражданской войны за название, как у малозаседателевцев.

Гваделупов, узнав о покладистости местного населения, заявил:

– Все равно спою!

Никто не возражал.

Но это не все, чем нас поразили коммунарцы.

Началось с того, что они встретили нас не лозунгами гигантских размеров и не идейными спорами, а хлебом-солью, вернее, пирогами. К пирогам прилагалось разнообразнейшее меню из домашних блюд и простое объяснение:

– Вы же давно из дома. Столовская еда небось надоела? Поешьте домашнего.

Мы поели… Мы так поели, что я даже засомневалась, что успеем прийти в себя до концерта.

Прошли голодные времена, когда мы были готовы играть любые роли, если в спектакле по ходу действия полагалось изобразить хоть какое-то застолье. Мы успевали за время сцены с едой слопать все и подобрать крошки. Замены муляжами или ограничения провизии не допускали, чем доводили директора театра до истерики. Он кричал:

– Я не могу для каждого спектакля покупать обеды в ресторане! Вы меня в гроб вгоните.

Сейчас вспоминать смешно, но когда-то умопомрачительный запах пирогов или жареной тощей курицы, изображавшей на сцене рождественского гуся, был способен свести с ума и первые ряды в театре. На нас смотрели с завистью.

И теперь сытно не было, большая часть страны совсем недавно стала кушать сытно, разруха еще сказывалась, и угощали нас самыми простыми пирогами с рыбой, зеленым луком и кашей, картошечкой с солеными огурчиками да помидорами. Наварили вволю ухи, а вот жареной рыбы нет, хозяева развели руками, мол, извините, масла не имеем, чтобы жарить.

Застолье проходило за огромным столом, установленным прямо под липами, как-то самой собой получилось, что после пары стопочек (не больше!) зазвучала песня, которую местные с удовольствием подхватили! Часа два мы ели и пели, пели и ели.

Застольный концерт удался на славу, довольны остались и хозяева, и мы.

Но встал вопрос: что же теперь им показывать?

И тут коммунарцы удивили нас в очередной раз. Они попросили спектакль! Объяснение про бенефис выслушали, покивали, но все равно заказали сцены из спектаклей, что у нас готовы.

Лиза играть отказалась, сославшись на то, что у нее страшно болит голова из-за застолья, но мы понимали, что она просто боится. Играла девушка отвратительно, театр не для нее, а местное население тянулось к настоящей культуре.

Мало того, в местном Клубе даже сцена была с суфлерской будкой. В ней не повернуться, но она была! Объяснение нашлось простое: Клубом заведовала бывшая актриса, а помогали ей две учительницы и учитель. Эта четверка сумела поднять интерес к театру в своем городке настолько, что все ждали нашего приезда не из-за Павлиновой, а ради спектаклей или хотя бы сцен из них.