Как я изобретал мир

Такую трансляционную систему я разработал в 1847 году для моих стрелочных и печатных телеграфов и продемонстрировал сконструированный мной для этих целей аппарат, так называемое промежуточное реле[100], комиссии генерального штаба. Настоящее применение трансляция нашла только на аппарате Морзе; впервые ее использовали на линии Берлин – Вена, имевшей в Бреслау и Одерберге трансляционные станции. Здесь необходимо упомянуть, что устройство было значительно усовершенствовано профессором, доктором Штейнгейлем[101][102], тогдашним директором австрийских телеграфов, добавившим самодействующий контакт в ходовой механизм пишущего аппарата.

…Как известно, одновременно с учреждением пожарной охраны был разработан план объединения разных пожарных команд столицы друг с другом посредством электрических телеграфов, чем устранилась бы опасность ночных пожаров… Занимающийся выполнением данного плана, широко известный своими предыдущими подобными работами инженер Сименс представил правительству два проекта…

National Zeitung, 26.06.1851

Дольше всего управления железных дорог оставались верны стрелочным телеграфам с самостоятельным прерыванием. Но здесь мы сами воспитали себе конкурента, доставившего нам впоследствии большие неудобства. Доктор Крамер, школьный учитель из Нордгаузена, в свое время представил телеграфной комиссии небольшой стрелочный телеграф Уитстона, изготовленный по его заказу часовщиком. Аппарат Крамера даже отдаленно не мог достичь результатов моих самопрерывающихся стрелочных телеграфов, за что и был отклонен комиссией. Добросердечному генералу фон Эцелю, да и мне самому стало жаль бедного учителя, истратившего все сбережения на создание аппарата, и так как у комиссии не было денег на изъявление подобных чувств, я выразил готовность купить у доктора Крамера его аппарат за пятьсот талеров. Но уже через полгода Крамер появился с новым аппаратом, в котором использовал мой механизм самопрерывания с той разницей, что для механического передвижения стрелки он добавил часовой механизм. Патентное ведомство не усмотрело в использовании самопрерывания причины для отказа в выдаче патента. Поэтому аппараты Крамера, работавшие так же хорошо и надежно, как и наши стрелочные телеграфы, несмотря на свою примитивную конструкцию, нанесли нам большой урон.

Со времени вхождения в предприятие мое время было полностью занято конструкторскими работами для фабрики и многочисленными взятыми моей фирмой на обслуживание железнодорожными телеграфами.

Но зимой 1849 года я все же нашел свободное время, использованное для описания и опубликования моего опыта в телеграфных проводах и аппаратах. В апреле 1850 года я представил свой труд под названием «История электрической телеграфии» Парижской академии наук. Это стало возможным благодаря счастливой случайности – встрече в Париже с моим другом Дюбуа-Реймоном, собиравшимся представить академии собственную работу и оказавшим мне дружескую помощь, переведя мое сочинение на французский язык. Я до сих пор с большим удовольствием вспоминаю то волнующее, крайнее интересное и поучительное для меня четырехнедельное пребывание в Париже, совместное проживание с Дюбуа и общение с известнейшими естествоиспытателями Парижа. Членами назначенной академией комиссии для проверки моей работы являлись Пулье[103] и Реньо[104]. Доклад о моем проекте Реньо делал на заседании академии, на которое Дюбуа и я получили официальные приглашения. Оппонентом выступал Леверье[105], оказывавший протекцию также представленному в академию проекту электрохимического телеграфа Бейна[106]. Председательствовавший непременный секретарь Араго[107] быстро расправился с оппозицией Леверье, выразив благодарность академии за представленный доклад и объявив решение о его издании в Savants etrangers[108].

Этот публичный экзамен моего первого труда в области телеграфии знаменитыми членами лучшей научной организации мира произвел на меня неизгладимое и волнующее впечатление. Ведь существует так много причин против подобного официального экзамена научных и технических достижений, представляющего собой разновидность официальной печати и могущего легко навредить свободному развитию науки, он допустим только при полном контроле заседаний со стороны общественности, но этот экзамен может оказаться также очень полезным и стимулирующим.