Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина

Спросите: почему эта встреча так затянулась? Да потому, что Никсона интересовало буквально все, причем не из дипломатической вежливости, а по-настоящему. Он расспрашивал об истории России и СССР, о нашей экономике, о том, как идут приватизация и переход к частной собственности.

Я с удивлением узнал, что мальчишкой он жил у нас на Урале. Семья Никсон на несколько лет приехала в Россию в середине 1920-х, когда начался НЭП, и западные компании стали по концессии разрабатывать уральские рудники. И свой первый визит в СССР еще в 1959 году он начал со Свердловской области.

Никсон ведь тоже профессиональный юрист, а потому у нас нашлось множество общих тем. Например, его очень интересовали первые российские Государственные думы, те самые, что существовали с 1905 по 1907 год. Детально расспрашивал и про институт президентства в новой России, при этом страшно удивился, когда понял, что у нас совсем другая, не как в США конструкция президентской власти. Как известно, американский президент возглавляет исполнительную власть, где нет правительства как коллегиального органа, а прямо под президентом, в его непосредственном подчинении находятся министерства и Государственный департамент. А в России президент не входит ни в одну из ветвей власти, стоит «над» ними в качестве главы государства, верховного арбитра.

Чтобы объяснить, откуда такая идея взялась, пришлось даже делать экскурс в историю — рассказывать про нашего блистательного законотворца Михаила Сперанского, который еще в самом начале XIX века пытался решить нетривиальную задачу: совместить монархию и демократию. И в итоге Сперанский нашел модель, согласно которой глава государства (на тот момент монарх) выводится из системы реального управления страной. Одновременно создается реальный парламент и ответственное за свою работу правительство, а страна делится на губернии по федеративному принципу. Никсону это было страшно интересно. Он много записывал. Восхитился, что современная Россия взяла на вооружение идеи своих предшественников и таким образом как бы состыковала две эпохи, восстановила связь времен.

Еще помню, что рассказывал своему собеседнику о сложной региональной структуре России, о наших национальных республиках. Его очень интересовало, как мы разрешили конфликт с Татарстаном и что будем делать на Кавказе. Никсон особенно оживился, когда услышал мою любимую формулу, что путь на вершину власти в России лежит через Чечню: несколько раз заставил переводчика переспросить и опять что-то записал. В общем, очень толковый и интересный вышел разговор.

И каково же было мое удивление, когда через день-два вышло большое интервью Никсона в «Известиях». А там среди всего прочего черным по белому было написано, что в России есть такие умные головы, как Сергей Шахрай и Григорий Явлинский, а следовательно, у России есть будущее. А еще Никсон написал что-то вроде того, что за таких политиков, как мы с Явлинским, в России пока вряд ли проголосует большинство, но в любом случае наша генерация знает, что нужно делать со страной. И когда придет наше время, то в России все обязательно будет хорошо.

Не скрою, было приятно читать эту статью и получить такую высокую оценку из уст «классового врага». А на самом деле — из уст очень опытного человека, юриста-профессионала, политика с мировым именем, пусть неоднозначно оцениваемого, но, со всей очевидностью, одного из самых известных президентов Соединенных Штатов Америки. Получается, что Никсон, который раз десять был в нашей стране и встречался с Хрущёвым, Брежневым, Горбачёвым, во время самого последнего в своей жизни визита встретился еще и со мной. Вот такая историческая «мимолетность».

Про Жака Ширака и Парижскую коммуну

С Жаком Шираком я познакомился буквально за пару месяцев до того, как он стал президентом Франции. Дело было в первые мартовские дни 1995-го. Хотя и Париж, но довольно прохладно. Я — вице-премьер, сопредседатель Российско-французской комиссии по торгово-экономическому сотрудничеству. Со всеми ведущими странами у нас такие комиссии имеются. И по правилам ежегодно премьеры, в данном случае России и Франции, должны встречаться — то в Москве, то в Париже, чтобы подвести итоги работы и новые планы утвердить.

Чтобы подготовить заседание комиссии, я приехал в Париж на пару дней раньше Черномырдина, который был в Лондоне — обсуждал с банкирами графики выплаты процентов по просроченной задолженности бывшего СССР (если кто не помнит, то к России перешла обязанность заплатить по всем долгам Советского Союза).

Ситуация была сложная, потому как три месяца назад началась первая чеченская война, и Европу больше всего интересовала именно эта политическая тема, а мы приехали решать чисто экономические вопросы, причем гвоздем программы был вопрос о связанных кредитах. Нам надо было как-то уйти от темы Чечни, а самое главное — договориться с французами отказаться от их порочной кредитной практики.