Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина

Идеи эти привлекли и объединили очень разных людей, которые в те времена были не просто на слуху, но, прямо скажем, хорошо известны: экономический вице-премьер Александр Шохин^{22}, заместитель министра по делам национальностей и региональной политике Рамазан Абдулатипов^{23}, министр юстиции Юрий Калмыков^{24}, глава администрации Новгородской области Михаил Прусак^{25}, министр труда Георгий Меликьян^{26}, Александр Котенков^{27}…

Хочу сказать, что все мои видные однопартийцы потом оказались востребованными. И в правительстве у нас много министров было из Партии российского единства и согласия. Если быть точным, то, включая меня, шесть человек. А на выборах 1993 года мы получили около семи процентов голосов[11] по общефедеральному списку, да еще несколько членов ПРЕС по мажоритарным округам прошли. Поэтому 13 января 1994 года мы зарегистрировали в Госдуме фракцию в составе 30 человек (первоначально — 33). Это серьезно. Серьезно еще и потому, что, как оказалось, у нашей фракции есть «золотая акция», то есть при противостоянии коммунистов и демократов наши голоса были решающими. И этим мы активно пользовались.

Делали свое дело. Работали. И работали серьезно. Занимались законотворчеством. А вот главной своей заслугой, заслугой нашей фракции я считаю политическую амнистию участникам событий октября 1993 года.

Про политическую амнистию

Тут я бы хотел сделать маленькое отступление. Когда мы с Сергеем Сергеевичем Алексеевым писали проект Конституции 1993 года, отдельно обсуждали сюжет с амнистией. Разумеется, не конкретно этот — с фамилиями, а некий теоретический случай, который мог возникнуть в силу ряда причин. Так вот. Согласно Конституции, за президентом записано право помилования. Этот акт всегда индивидуальный: глава государства может помиловать своим решением конкретного человека. А вот институт амнистии — это совсем другое, поскольку подразумевает освобождение некой группы лиц. Причем акт об амнистии — документ такого уровня, который не требует согласия или подписи президента, а является прерогативой российского парламента. И мы при написании Конституции этот инструмент закладывали как своеобразный клапан для сброса напряжения: неважно, коммунисты у власти или демократы, но должна быть возможность независимо от главы государства выпустить пар. Ну, чисто с точки зрения государственной логики и управления, должны же быть какие-то страховочные механизмы, дополнительные контуры системы безопасности.

Поскольку я всегда понимал события 1993 года как эпизод гражданской войны, в которой нет ни правых, ни виноватых, то остро ощущал, что силовое разрешение конфликта в пользу президентской стороны на самом деле никакая не победа. Напротив, напряженность будет только расти, особенно если начнутся суды, преследования, люстрации. Никакими судами гражданскую войну не прекратить. Прекратить может только примирение и прощение.

Именно поэтому я продвигал идею политической амнистии.

Другой мой аргумент исходил из нашей российской истории и психологии. Я твердил президентским соратникам, что если зачинщиков «октябрьского путча» не освободить, то они в глазах общественности медленно, но верно из преступников станут героями. Ведь у нас в России страшно любят всяческих «сидельцев», жалеют их, что ли. А потому чем дольше сидят по тюрьмам Руцкой, Хасбулатов, Ачалов, Макашов^{28} и прочие граждане, тем больше риск, что на них будет сделана ставка в политической игре. Обязательно найдутся те, кто позовет народ брать штурмом «Матросскую Тишину», дабы на руках вынести оттуда страдальцев и посадить в Кремль. И обязательно найдутся те, кто на этот зов откликнется. А кукловоды, устроившие очередную кровавую бучу, будут потихоньку рулить за спиной своих политических марионеток.

В общем, очень мне не нравилась ситуация, и я сделал всё от меня зависящее, чтобы продвинуть политическую амнистию. Вместе с депутатской группой «Женщины России» мы инициировали процесс и набрали нужное количество голосов. Против проголосовали, помнится, чуть больше 60 человек. Среди них — соратники Ельцина и мои коллеги Геннадий Бурбулис, Егор Гайдар, Михаил Полторанин^{29}, Борис Фёдоров^{30}, Григорий Явлинский. Уже 26 февраля 1994 года Руцкого, Хасбулатова, Ачалова, Макашова и иже с ними выпустили из-под стражи.