Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина

Есть такой классический вопрос: «Вы работаете с кем-то или на кого-то?» В смысле — за идею или за деньги? Так вот, я всегда работал с президентом и премьерами, но не на них. Работал я всегда на государство, на идею государства. И если возникал момент, что ради чьих-то персональных интересов предлагали отодвинуть в сторону интересы государства, то мне становилось скучно и я уходил. Или меня «уходили». А потом опять предлагали вернуться. Чаще всего так было, если случался какой-то кризис, за решение которого персональных бонусов не ожидалось, а не решать было нельзя, потому как «отечество в опасности!». В результате в парламент, в правительство и в Администрацию Президента России я приходил и уходил из них с десяток раз. Но каждый раз оставлял после себя какие-то новые структуры, модели, документы, которые живут и здравствуют до сих пор.

ГПУ — это не то, что вы подумали, или Почему я теперь всегда проверяю, как звучат аббревиатуры

Одной из таких конструкций стало ГПУ — Государственно-правовое управление Президента Российской Федерации.

Я уже писал, что поначалу мне пришлось довольно долго убеждать коллег из гайдаровского правительства, что в условиях реформ право и правовая защита происходящих перемен играют едва ли не более значимую роль, чем собственно какие-то экономические решения.

Что касается Бориса Николаевича, то он намного быстрее понял, что глава государства выражает свою миссию, свою функцию в своих актах. Акты президента — это тот язык, на котором он говорит с окружающим миром, но не просто говорит, а меняет реальность. В буквальном смысле слова глава государства указывает реальности, какую форму она должна принять, в каком направлении развиваться, чтобы в итоге все вокруг увидели, что будущее, которое описано, запланировано в Конституции, теперь воплотилось в жизнь. Мы в нем живем. Немножко волшебно звучит, но именно так.

А раз акты президента — его главная функция, то нужна структура, чтобы помогать главе государства в ее реализации. Я всё изложил на бумаге, принес Борису Николаевичу записку и картинку со структурой. Главных задач четыре: подготовка проектов президентских указов; подготовка поручений и распоряжений; экспертиза законопроектов, которые идут через парламент, с тем, чтобы понять — одобрить или наложить вето; а также представление и защита интересов главы государства в суде, парламенте и так далее. Ельцин всё одобрил, велел действовать.

И тут начался небольшой скандал. Неожиданно приревновали коллеги: Геннадий Бурбулис, тогда госсекретарь, и Николай Фёдоров — министр юстиции устроили страшный наезд в СМИ, прицепившись к названию. Вернее, к аббревиатуре.

Я-то без задней мысли назвал «Государственное правовое управление», а если коротко — ГПУ. А демократы раскричались: Шахрай возрождает сталинское ГПУ (Государственное политическое управление при НКВД) — самую страшную организацию тех времен с внесудебными полномочиями. Да еще как на грех разместили нас на Старой площади в Москве в том же самом подъезде, где исторически ГПУ и было.

Сейчас история кажется забавной, а тогда я сильно расстроился. Так мне было обидно. Ну ладно бы чужие устроили этот шум, а то ведь свои же друзья-коллеги! Даже усы мои приплели — дескать, новым Сталиным решил заделаться. А я ведь даже никогда не возглавлял ГПУ, просто «приглядывал» за новой структурой и работал вместе, поскольку был государственным советником по правовой политике.

Кадры отбирал для ГПУ самые лучшие — газеты даже писали, что я увел всех молодых юристов из парламента и министерств. Но не думаю, что так уж и всех. Тем более что зарплаты были не так чтобы сильно выше, чем в других местах. Просто дело было интересное. Кстати, Руслан Орехов^{81}, который потом шесть лет ГПУ возглавлял, и Александр Маслов^{82} — это мои студенты.

Сначала пришлось непросто. Надо было наладить взаимодействие с юридическими службами во всех ветвях власти, отладить алгоритмы прохождения бумаг, чтобы вовремя отслеживать стадии законопроектной работы и так далее. Не обошлось без конфликтов. Но когда аппаратчики осознали, что если сегодня их условный Иван Иванович не дал в ГПУ нужные бумаги по законопроекту или пропустил сроки, то завтра депутаты получат на этот акт президентское вето, и всем парламентским клеркам мало не покажется, то стали относиться к таким контактам как к нормальному рабочему процессу. А еще нередко бывало, что какой-нибудь важный закон не двигался, потому что юристы Госдумы насмерть поссорились с юристами правительства, и тогда ГПУ становилось арбитром. Тоже вошло в обычай.

С тех пор я взял себе в привычку: если придумываешь название для новой организации, первым делом проверь, как она будет сокращенно звучать, какие ассоциации вызывать. А то ведь правду говорят: как корабль назовешь… Впрочем, ГПУ, несмотря на всю эту историю с названием, прекрасно себя чувствует.

Как я Примакову АРКО насоветовал