Как я не стал богословом

Я добрался до своей комнаты, принял душ, сел в свое кресло перед забитым картоном камином, а в окно светило предзакатное солнце, сделал пару глотков виски из дьютифри и лег спать, голодный, морально я был не готов идти и искать магазин, делать покупки и готовить. Я засыпал, слушая шум от паба Кингз Армз напротив моего дома. На столе лежала открытка от старенького профессора Пола Эллинсворса из шотландского Абердина. Он приветствовал меня в Оксфорде, боялся, что открытка не успеет к моему приезду, писал, что помнит свой первый день в университете, как ему было одиноко тогда! И вот, хоть мы и встречались несколько раз, но он вспомнил обо мне и написал. Мне было жутко приятно, я был не один. Я со своим английским понял, что говорят милые бабушка и дедушка в машине, я был рад посланию профессора Эллинсворса, я понимал даже крики пьяных студентов, когда паб закрылся, и они расходились, весело напевая какие-то песни. Я заснул, почти что ощущая себя дома.

Пишите письма!

Утром же меня ждало первое страшное открытие. Вот к этому я действительно не был готов, тут ничего, кроме культурного шока я испытать не мог. Оказывается, в этой странной стране и в этом странном городе люди по делу не звонят друг другу, не ходят друг к другу, а пишут письма! Советский человек к этому не готов органически, наши письма идут месяцами, а в исключительном случае – неделю. Нет! Молодой человек, вы отнимаете наше время, не приходите, не звоните, пишите письма! Я уж подумал, что меня ненароком отчислили, но нет, так принято.

А второй шок – ответы на эти письма стали приходить в этот же день! Ты утром отправил, а вечером – ответ. От администратора, от научного руководителя, от всех! 1996 год, электронная почта только в компьютерном центре универа, а туда еще ползти полчаса. И да, письмом быстрее! Приглашения на вечеринки, на встречу участников моей программы, все, вообще все письменно. И писать нужно грамотно, а это не то, в чем я был силен, особенно все эти RSVP и прочие шифры и коды.

Впрочем, я быстро все понял, и писал всегда со словарем, а вот мой Украинский друг заявился в администрацию лично, в наименовании аэропорта, а он пытался получить компенсацию за билеты, которая нам полагалась, он как-то неправильно произносил одну букву. Так ему пытались отказать на том основании, что он воспользовался неизвестным всем аэропортом и теперь вымогает деньги. Я хоть этого избежал!

Секс на потолке

Особенной насмешкой было и то, что Оксфорд встретил меня безудержным сексом, и под этот аккомпанемент я читал богословские труды, переводил Евангелие с греческого и писал свои эссе на темы, далекие от разврата. Только на свежем воздухе секс не преследовал меня. Поначалу я даже не представлял, кто же источник всего этого праздника жизни: мой потолок кричал, стучал, рычал, стонал, бил мелкой дрожью, и заканчивал быстрым диминуэндо на два голоса…

Потом, может через неделю, я выяснил, что надо мной в студенческом доме на Банбери роуд жила печальная и нежная девушка в берете. Когда она стояла на остановке автобуса перед моими окнами, то выписывала некие па ножкой, и я назвал ее балериной. Потом появился он: низкий, плотный, мускулистый, с шепелявым кокни и в хулиганской кепке. Я не знаю, что эти бурные любовники изучали в Оксфорде, но позже в холле нашего дома появилась афиша, там мой сосед выступал на соревнованиях по боксу.

Первый триместр они занимались любовью упоительно, регулярно, долго. Второй триместр они то трахались, то ругались, причем в свободном порядке, и свидание могло закончиться чуть не дракой с криком и ее слезами, а могло – бурным сексом и его запыхавшимися извинениями. Третий триместр, даром, что весна, принес только их ссоры, хотя я и подучил английский мат. Секс был редким, и после него хлопала дверь, а девушка плакала. Я здоровался с ней при встрече с большой симпатией, но она всегда проскакивала мышкой, никогда не появлялась на кухне. Я так и не узнал ни что она изучала, ни чему он учился, ни почему они ссорились. В конце триместра потолок молчал, я слышал только легкий звук ее шагов…

Поцелуй за фунт

Одинокий русский с парой тысяч фунтов на карте, всю стипендию неосмотрительно переводили студенту на счет, проживающий в комнате с окнами, выходящими на паб – ситуация сложная. Но ведь я никогда по пабам не ходил. Да и в ресторане-то бывал только за чужой счет, и то редко. А одиноко – жуть. Интернета нет, письма из России раз в несколько дней, телевизора у меня в комнате нет, платить нужно. Лекции, и те не каждый день, а с тьютором встречи и вообще раз в неделю. Наверху секс три раза в день, а у меня секс только с древнегреческим текстом Евангелия… Нет, так жить нельзя и я медленно, нехотя, выплываю из комнаты, привет Джулия, это соседка, она изучает английскую и немецкую литературу в Оксфорде, но не может прочитать заданную Волшебную гору Манна и написать по нему эссе. Пиво? Нет, пойду читать! Ничего не понимаю в этих немцах!