Как я покорил немца

Он пучит стеклянные глаза. Я показываю листочки, они трепещут…

- Ну, ка-ашо. Будем стлюшайт… стики. Штиль! Шетверть кончен.

- А мне всё равно…

В руках он нес ветвей вязанку,

Их собирал он целый день,

Тащил к себе домой, в мазанку,

Устал и сел на старый пень.

- Ошень ка-ашо… сел на пень? Ка-ашо! - и удивленно оглянулся.

Вскипел старик, увидя старца,

Схватил за шиворот рукой…

- За ши…ши-ворот? Этого нэт, но… ошень ка-ашо!

«Я задушу тебя, мерзавца!

Эй, говори, кто ты такой?»

- «Я честный человек», - сказал

Старик несчастный Ятамару, -

«И топоров моих удару

Никто в лесу здесь не слыхал.

Сегодня рано я поднялся,

Бродил голодный целый день…»

- Та, та… голедни и холетни… - прошептал Отто Федорыч, и на его лице я уловил сострадание.

«Ты лжешь, старик, пустой бездельник!

Еще в запрошлый понедельник

Я липу старую срубил,

А ты, презренный лжец, обманщик,

Украдкой сучья обрубил?..»

Лицо немца всё больше напрягалось. Он прошептал - «ушасно!» - и посмотрел через мою голову, моргая.

«Охотник, Бог тебе судья!

Порубок ты нигде не видел,

Напрасно ты меня обидел…».

- Та, та… о, шю-стфо, шюстфо!

Немец моргал всё больше. По его доброму лицу я видел, что он жалеет несчастного старичка. Нет, он вовсе не фальшивый… и тогда… - «унд мо-эн ист Файертаг»… - он вздыхал искренно… нет, он не фальшивый! И я продолжал, с жаром:

Старик несчастный прослезился,

Рукой дрожащей шляпу снял

И на колени опустился…

И горько-горько зарыдал…

. . . . . . . . . .

…Вязанку взял у старика,

Взмахнул рукой полоборота

И бросил в глубь водоворота.

И в миг исчезло всё в волнах…

Немец прошептал - о!.. - и из ясного его глаза, как будто, выкатилась слеза: он вынул платочек в розовых клеточках и ткнул в глаза. Вот никогда не думал… Но - дальше:

Прошло лет пять. Весна настала.

Вода на речке скрыла лед.

Семейство лесника уж ждало,

Что вот, наступит ледоход.

Сын лесника под вечер раз…

Начиналось самое страшное. Немец вытянул палец…

- Ви… ти писал драма… большой драма!

«Постой, постой!» - раздался крик,

Ребенок вздрогнул, обернулся,

Взглянул - и в страхе отшатнулся:

Из леса выходил старик.

«Меня не бойся, я не злой,

Не зла, добра тебе желаю», -

Сказал старик, - «и заклинаю:

По мосту не ходи домой!»

Мальчик колеблется, лесник… -

«Ага, тебе старик проклятый

Такие страсти насказал?

Ага, мошенник бородатый,

Опять ты здесь? - лесник вскричал…

- О, Поже мой… и мальшик итет… и… - ужасно!..

Мост дрогнул, жутко заскрипел.

Взломался лед, погнулись балки,

С ребенком вместе рухнул мост…

……кипит и пенится вода,

И шепчут волны, злобой полны:

Погиб твой сын, и навсегда!

Немец тычет в глаза платочком. Губы его скосились…

«Мой сын», - кричал отец несчастный,

«Мой сын, мой сын… приди сюда!..»

Не слышен вопль под рев ужасный,

Гудит, кипит, шипит вода.

. . . . . . . . . .

Но, вот и берег. Слава Богу!

Старик приплыл. Ребенок жив.

С тревогой в сердце, понемногу

Ребенку чувства возвратив,

Он на колени опустился

И молча, горячо молился…

«Твой сын здоров… очнись, лесник!».

Немец… закрылся платочком в розовых клеточках…и вдруг, взглянув на меня сияющими, влажными глазами:

- О, шю-ство, шюство! У тепья… руски душ… немецки душ, фесь душ! Тут… - ткнул он в Бертэ, - сукой слово… у тепья шюство, фесь!..