Как я преподавал в Америке

Я тут было попытался углубить: в подспуде — первородный грех, метафизическая ложь человеческого существования вообще, так что Совесть — главный Ревизор… А потом попроще понял: ведь в причудливом российском складе бытия — прямолинейность не работает. Вот и приходится всем изворачиваться, то есть, кривить, лукавить = лгать по-разному. (Жизнь есть ЛЖИЗНЬ — такое словцо-понятие у меня на этот счет изобре- лось. — 30.7.94.,) Вот и я всю жизнь лгу: обворовываю Академию наук — ничего-то на нее не делаю, пишу — в себя, а зарплату беру… И вот эти забавные живчики — хотят чего-то, интересы имеют; да ведь не жестокие они: не убивают, а лишь плутуют — ну и ради Бога! Они — милые!

На это одна меланхолично:

— Вы говорите: «Милые»! А каково Лермонтову жить среди таких вот «милых»?

И с этого новый виток споров пошел — весело, интересно!

Полезно, конечно, в старости и закисании выйти на цепляния молодые и обратную связь идей… Но сил уж мало — преподавать, и поздно. Опять придется засесть дома — и старое делать, а не новое… Ну ладно, пока. Надо очки ехать чинить. 2 часа уж. А потом — к завтрашним лекциям готовиться: «Отцы и дети» освежить, а главное — буду начинать Россию по-английски рассказывать, и надо написать про нее — людям, которые ничего не знают: ни о варягах, ни о Петре Великом и проч. Попробуй-ка! Только о Горбачеве что-то слышали… Зашел в «офис» напротив — сделать один ксерокс. Встретил Юза. Матюкается — артистично. Понял: МАТ = Логос Матери сырой земли. Мы матом греемся, как водкой = огневодой.

Ну, обнимаю. Отошлю. А то заложу — и будет лежать.

У-м-м-м-у-у. Целую. Ваш Па-Гоша.

Передумываю россию американцам

11. Х.91. Дорвался, наконец, — до излияния души: ее попи- тать на своем просторе. А то — переработался эти дни. Вчера аж чуял, что жизненная прана стала меня покидать. Это не шутка — выкладываться перед студентами — как актеру, музыканту-импровизатору на ходу. И не выходит обоим классам быть хорошим. Вчера английский был удачен, а русский победнее — с «Отцами и детьми». Надо самому напирать, источать идеи — тогда и они загораются. А тут я, выдохшись на английском классе, ждал от них удивлений — и лишь реагировал, а не заводил.

Но удивил позавчера и самого себя: настроясь на американских студентов, написал вечером некое Введение в Россию — 9 страниц, и шпарил, как по-русски почти быстро — так расписался. Конечно, слова — примитивные и без игры ума, но мысль удавалось выразить. Аж жаль, что этот текст — на английском: там естъ идеи и построение, что на русском бы хорошем пошли…

Войдя в класс, попросил я теперь их задавать мне вопросы о России и советском, их удивления и непонятности. Посыпались:

— А что: Советский Союз и Россия — одно?

— Да, Союз — продолжение России.

— А как с рыночной экономикой?

— Как с КГБ — что это такое?

— Почему у вас говорят: «Они (власти) притворяются, что нам платят, а мы притворяемся, что работаем»?

Им непонятно нежелание зарабатывать.

— Да ведь чтобы ЗАработать (= за работой, после нее хорошо жить. — 30.7.94) — работать надо, усиливаться! — говорю. — Быть беззаботным — тоже радость, не меньше, чем быть богатым: ведь с богатством заботы связаны. А русские предпочитают быть беззаботными — эту форму удовольствия жизнью выбирают. Ну, скорее, за них так выбрали История, склад и судьба России, с кнутом власти и государства.