Как я съел собаку

И мне становилось стыдно за то, что я вот такой, а не другой, и понимал, что виноват, причем во всем….

Там, на Русском острове (во, название), все было — ритуал. Все было проду-мано, и во всем была видна традиция. Издавна. Всегда! Но самым грандиозным действом был — перессык!

Для участия в этом ритуале нужно было, ну… мм-м… попасть на Русский остров…. Попасть.

В общем, в шесть ноль-ноль включался гимн по радио, громко, это значило — пора вставать. Мы вставали — очень быстро, одевали — очень быстро — ботинки, трусы на нас уже были, и очень быстро мы бежали на улицу, где улицы никакой не было, а был туман, который я уже описывал. Мы бежали поротно, а все шумело и орало Быстрее, мля, вы че..е..е. А! Вы ма….а…. И…. Бегом…, еще бегомее, падлы, мля а…а…а. А мы бежали, бежали. Все такие коротко, клочковато постриженные, с чер-ными шеями, разноцветные, в мятых, длинных синих трусах. Бежали к морю.

Там, на берегу, был невысокий обрывчик — метра четыре-пять высотой. Он нависал над морем почти по прямой. И там могло встать одновременно человек триста. А вдалеке, в темноте, — было темно, шесть утра все-таки, — был виден город Владивосток, которой я так ни разу днем и не увидел. Он светился вдалеке. Огоньки, огоньки…. И я думал, мне бы там домик, как у кума Тыквы, крохотный, и чтобы никогда вот этого всего — и я бы ничего в жизни не захотел бы там.

Так вот, мы бежали — 2 тысячи человек. Потом, строго по команде, вдоль обрыва выстраивались триста человек, по команде снимали трусы и писали в море! За этим строго следили…, когда иссякал последний… звучала команда, мы надевали трусы и делали строевое упражнение такое…, словом, на наше место становились но-вые триста….

А в это время мимо, светясь огнями, проходил трехпалубный корабль.

И в этом была подлинная сила и какая-то очень нужная красота…, мама…, мама….

Я знаю, почему на нас не напали никакие враги. Мы писали в море, каждое утро, и поэтому на нас не напали. Не по причине атомных подлодок и ракет…. При любой погоде, с незапамятных времен, утром… мы писали в море — на нас не напали. Я не буквально это…, я не идиот и не клоун…. Просто мы все это делали…. Воо…о…т.

Над островом летали бабочки. Большие. Зеленые махаоны. Огромные — больше воробья. Они летали медленно-медленно. И нам говорили офицеры… громко

— Не дай Боже, какая падла этих бабочек…. Эти бабочки…. они…. занесены в Красную книгу…. Они водятся только здесь…. Мы гордимся… этими бабочками…. Чтоб ни одна…, не дай Бог…. Они..и…, они тут миллионы лет, мля, живут, а вы тут за час все засрё….

Бабочки были очень красивые. Они очень медленно двигали крыльями и ле-тели. Вот так. (Тут необходимо снять обувь и показать, как летают большие бабоч-ки, в смысле самому показать.)

Крылья их были изумрудно-зеленые….

Я задавил трех штук. Они хрустели, и из них выдавливалась какая-то дрянь, желтая такая…. Мне пришлось потом долго отмывать руки от зеленой пыльцы и этой…. А то ведь, действительно… не дай Боже…, ведь они не шутили… никогда. Офицеры в смысле.

Бывают такие моменты, когда, например, чистишь зубы перед зеркалом, не торопишься или моешься в ванне или под душем, тоже не торопишься — все хорошо. И вдруг вспомнится такое…, отчего станет так стыдно…, так ужасно стыдно…, хоть это и случилось с тобой еще в школе. Вспомнится какая-нибудь ложь… глупая…, или как ты изворачивался глупо…. Все уже понятно, а ты изворачиваешься. Или еще что-нибудь гадкое, но такое, о чем уже никто не помнит, да и ты не помнишь, а оно вдруг всплыло. И станет так стыдно, так стыдно, что захочется вот так съежиться, скрю-читься (тут необходимо съежиться и скрючиться), чтобы как можно меньше зани-мать места в пространстве.

Или что-то вас мучает, кто-то обидел, да обидел сильно, и вы так лежите, ночью, пытаетесь уснуть и так точно представляете себе, как завтра вы обидчику все скажете. И вы уже говорите, а он — отвечает, а у вас так ловко получается ему ввер-нуть нужное, точное слово и… засыпаете уже под утро, всего минут на сорок, потом будильник…. Всего сорок минут, и все… все куда-то делось.

Или вы идете, а вас что-то мучает. И вы, как-то так, обо всем забыли, идете. А люди видят такого человека. Ну, то есть вас. Идет человек и говорит Да это не моя проблема! Потом пауза. В смысле, вы идете и вдруг останавливаетесь Мне что, больше всех надо, что ли — пауза. — Извините! — пауза. — Ну, не знаю, не знаю.

То есть понятно — вам плохо. Нет ничего особенного, просто…. Все время как-то… нехорошо. Или что-то болит, или какое-то беспокойство, ну, понятно…, понятно….