Момент был выбран идеально, поскольку меня как раз пригласили провести творческий отпускной год в Стэнфордском центре передовых исследований в области поведенческих наук. Хоть я и продолжал принимать нескольких пациентов, почти все мое время в 1977–1978 учебном году было посвящено работе над книгой. Увы, я не воспользовался в полной мере шансом свести более близкое знакомство с тридцатью другими достойными учеными, включая будущего Верховного судью Рут Бадер-Гинсберг, но все же сдружился с социологом Синтией Эпштейн, которая остается в нашей жизни и по сей день.
Дело пошло настолько хорошо, что годом позже я завершил книгу. Я начал ее с описания одного случая на курсах армянской кухни, которые вела Эфрония Хачатурян, мать Геранта Хачатуряна, моего доброго друга и коллеги.
Эфрония была великолепной поварихой, но плохо говорила по-английски и учила исключительно методом показа. Когда она готовила свои блюда, я отмечал все ингредиенты и все ее действия, но, как ни старался, мои блюда никогда не получались такими вкусными, как у нее. Наверняка, думал я, это разрешимая проблема, и стал наблюдать за ней еще пристальнее.
На следующем занятии я следил за каждым движением Эфронии, пока она готовила блюдо, а затем передавала его своей помощнице Люси, чтобы та поставила его в печь. На сей раз я присмотрелся и к Люси и увидел нечто невероятное: по пути к духовке Люси небрежно добавляла в блюдо разные специи – какие ей подсказывала фантазия! Я совершенно уверен, что в этих дополнительных добавках и заключалась разница, которая определяла вкус.
Я использовал эту вводную историю, чтобы уверить читателей: экзистенциальная психотерапия – это не какой-то новый странный эзотерический подход, и она всегда присутствовала в форме ценных, пусть и неназываемых, «приправ», добавляемых самыми опытными терапевтами.
В каждом из четырех разделов книги: смерть, свобода, изоляция и смысл – я описывал свои источники, приводил собственные клинические наблюдения и называл философов и писателей, на чьи труды я опирался.
Из четырех разделов самый большой – о смерти. В профессиональных статьях я немало писал о работе с пациентами, стоящими лицом к лицу со смертью, но в книге сфокусировался на той роли, которую осознание нашей смертности может сыграть в терапии физически здорового пациента. Хотя я сам думаю о смерти как об отдаленном громе на нашем празднике жизни, я также полагаю, что истинная конфронтация со смертностью может изменить жизнь: она поможет нам проще относиться к мелочам и подтолкнет к тому, чтобы жить, не создавая себе поводов для сожалений.
Очень многие философы в той или иной форме вторят словам моей пациентки, умирающей от рака: «Какая жалость, что мне пришлось дождаться момента, когда мое тело покалечит рак, чтобы научиться жить».
Свобода – главный вопрос, центральный для многих экзистенциальных мыслителей. В моем понимании свобода подразумевает следующую идею: поскольку все мы живем во вселенной без заложенного в нее плана, мы сами должны быть авторами собственных жизней, выборов и поступков. Такая свобода порождает тревожность столь сильную, что многие из нас добровольно создают себе богов или диктаторов, чтобы сбросить это бремя со своей психики. Если мы, в терминологии Сартра, являемся «неоспоримыми авторами» всего, что переживаем, то все наши самые лелеемые идеи, самые благородные истины, сама основа убеждений подрываются осознанием, что все во вселенной подчинено случайности.
Третья тема – изоляция – относится не к межличностной изоляции (то есть одиночеству), а к изоляции более фундаментальной. Это идея о том, что каждый из нас в одиночку заброшен в этот мир и в одиночку же из него уйдет.
В старинной моралистической пьесе «Имярек» человеку является ангел смерти и говорит, что на сей раз его время подошло к концу и он должен отправляться в путь, чтобы предстать перед судом. Человек просит, чтобы ему позволили взять с собой в путешествие спутника, и ангел смерти отвечает: «Конечно – если найдешь кого-то, кто пожелает пойти». Остальная часть истории описывает безуспешные попытки главного героя найти сопровождающего – например, его двоюродный брат говорит, что не может пойти, потому что у него сводит судорогой палец ноги. Наконец, главный герой находит спутника, согласного сопровождать его, но в этой христианской нравоучительной сказке им оказывается не человек, а «добрые деяния». Единственное утешение, которое может сопровождать нас в умирании, это знание, что мы жили хорошо.