Как я теперь живу

— Ты поехал сюда сам? Ты ПОЕХАЛ СЮДА сам? Ну ладно, тогда я личный секретарь герцогини Панамы.

Он слегка пожал плечами и наклонил голову, снова становясь похожим на собаку из приюта. Он указал мне на полуразвалившийся черный джип. Дверь он разблокировал через открытое окно, потянув и дернув за ручку, забросил мою сумку на заднее сиденье, хотя, скорее протолкнул, поскольку она была довольно тяжелой, а затем сказал:

— Садись, кузина Дейзи.

Возразить мне было нечего, и ничего с этим поделать я тоже не могла, так что полезла в машину.

Я всё еще пыталась осознать происходящее, когда он вместо того, чтобы следовать знакам «Выход», свернул на траву и двинулся прямо к знаку «Нет проезда», и, конечно же, проехал мимо него. Потом налево, через канаву, и внезапно мы оказались на шоссе.

— Представляешь, они берут по тринадцать с половиной фунтов в час за парковку! — сказал он мне.

Если быть до конца честной, я сомневалась, что хоть чему-нибудь поверила бы, сидя в машине, несущейся по встречной полосе, за рулем с этим тощим парнем, курящим сигарету. И пусть кто-нибудь попробует мне сказать, что Англия нормальная страна.

Он снова забавно, как-то по-собачьи, посмотрел на меня и произнёс:

— Ты привыкнешь.

Это тоже показалось мне странным, поэтому вслух я ничего не ответила.

Глава 3

Дорога до их дома была длинной. Шоссе проносилось мимо, и у меня, как всегда, стали слипаться глаза. Я провалилась в сон, а проснувшись, обнаружила, что меня встречает комитет в составе четверых детей, козы и двух собак, глазевших через окно. Последних, как я позже узнала, звали Джет и Джин. А позади всей этой компании я разглядела несколько кошек, резвившихся среди уток на лужайке.

В эту минуту я была рада, что мне пятнадцать и что я из Нью-Йорка. И хотя я не видела всего этого прежде, повидать мне довелось немало. Моё лицо тут же приняло отсутствующее выражение: «Всё, как обычно». Я, конечно же, быстро взяла себя в руки, но сказать по правде, увиденное застало меня врасплох. Однако мне не хотелось, чтобы они подумали, что ребята из Нью-Йорка не такие крутые, как ребята из Англии, живущие в огромных старых домах и у которых есть козы и собаки.

Тёти Пенн до сих пор не было видно, но Эдмунд познакомил меня с остальными кузенами. Их звали Айзек, Осберт и Пайпер, на которой мне не хотелось бы подробно останавливаться. Айзек и Эдмунд были близнецами. Они выглядели абсолютно одинаково за исключением глаз. У Айзека они были зелёными, а у Эдмунда того же цвета, что и небо, на тот момент серое. Поначалу Пайпер понравилась мне больше всех, потому что она посмотрела прямо на меня и сказала:

— Мы очень рады, что ты с нами, Элизабет.

— Дейзи, — поправила я её.

Она торжественно кивнула в ответ, и у меня не осталось сомнений, что она запомнит.

Айзек потащил было мою сумку к дому, но Осберт, старший из братьев, забрал её у него и исчез в доме. Выглядел он при этом так, будто тут самый главный.

Прежде чем рассказать вам, что произошло дальше, позвольте сказать несколько слов о доме, который был просто неописуем, разумеется, если до этого вы не видели ничего, кроме Нью-йоркской квартиры.

Скажу сразу — дом едва стоял, но, похоже, это не имело никакого значения. Он был сделан из больших кусков желтоватого камня, у него была крутая крыша, и он огибал буквой Г большой, мощенный крупной галькой внутренний двор. Небольшую часть этой Г занимал широкий арочный коридор, когда-то, вероятно, бывший стойлами. Теперь же это была кухня с гигантским зигзагообразным кирпичным полом, большими окнами на протяжении всего коридора и крепкой дверью.

— Открыта всегда, если, конечно, не идет снег, — сказал Эдмунд.

Фасад дома обвивала густая лоза с мощными, толстыми стеблями: должно быть, этой лозе несколько сотен лет. Однако среди ее стеблей не было видно ни одного цветка, возможно, для цветения еще слишком рано. За домом, если подняться по каменным ступенькам, располагался сад, окруженный высокими кирпичными стенами. В этом саду цвело невероятное множество цветов, окрашенных во всевозможные оттенки белого. В углу красовался старый потертый каменный монумент ангела со сложенными позади крыльями. Пайпер объяснила мне, что этот ангел — памятник одному ребенку, который жил в этом доме сотни лет назад и был похоронен в саду.

Позже, когда мне представился шанс осмотреться в доме получше, я обнаружила, что внутри все кажется еще более несуразным, чем снаружи. Некую особенность этому дому придавали причудливые коридоры, которые, казалось, не вели никуда, и крошечные спальни на чердаке с наклоненными потолками. Все ступени оказались жутко скрипучими, а на окнах не было занавесок. Главные комнаты выглядели огромными по сравнению с теми, что я привыкла видеть. Они были заставлены громоздкой старой, но комфортной мебелью, также повсюду виднелись картины, книги. А камин был настолько просторным, что туда можно было зайти, в буквальном смысле. Чучела животных, «позирующие» подле него, придавали комнате особый колорит старых времен.