Читаем Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир полностью

Я довольно долгое время не понимала того, что нахожусь в школе слепых детей, поэтому удивлялась тому, что дом большой, много комнат, а также много детей различного возраста, точнее говоря, роста, ибо я тогда о возрасте судила по росту, поэтому высокорослых детей принимала за старших. Я также никак не могла понять, зачем в одной комнате (в спальне) стоит много кроватей. И вообще мне казалось, что в одном доме слишком много людей, детей и взрослых. Я боялась ходить одна на второй и третий этаж, ибо не понимала устройства и расположения дома и думала, что наверх ходить опасно: «потолок» (пол на верхних этажах) может сломаться, и мы все провалимся вниз. Особенно я боялась, когда дети бегали по коридорам наверху. Выходить на балкон в столовой (на втором этаже) я тоже очень боялась.

Помню, что однажды незрячий мальчик, не видя, что я протянула руку вперед, чтобы выйти из столовой в коридор, хлопнул дверью и очень больно прибил мне руку. Я считала, что в этом доме я одна слепая, поэтому подумала, что мальчик хотел меня побить и нарочно хлопнул дверью. Я очень обиделась, плакала и от обиды и от боли, всем показывала руку, а вечером, когда девочки повели меня к дяде, который некоторое время жил в школе, я снова заплакала и показывала ему, что надо скорее уйти из этого плохого дома.

Днем дядя куда-то уходил, а вечером возвращался в школу и звал меня в свою комнату. Он всегда угощал меня чем-нибудь, но я старалась спрятать в карманы то, что мне давал дядя, чтобы в спальне разделить все с девочками. На девочек я не обижалась, ибо они как-то умели не сталкиваться со мной в коридорах. Но мальчики часто, и конечно случайно, натыкались на меня. Я продолжала думать, что мальчики это делают умышленно. Я неоднократно напоминала дяде, что нам нужно уезжать домой, уезжать к нему, где меня никто не будет бить и толкать… Но дядя только гладил и целовал меня, не обещая, что мы из школы уедем вместе…

И вот наступил такой день, когда дядя вечером не вернулся в школу. После ужина я, по обыкновению, пошла в кухню, чтобы узнать у поварихи, ужинает ли дядя, но повариха показала мне, что дяди нет. Я осталась ждать дядю в кухне, но он все не приходил. Девочки подходили ко мне и показывали, что дяди нет, чтобы я шла в спальню, но я им не верила и не хотела уходить из кухни. Наконец пришла одна старшая девочка и насильно увела меня в спальню. Она показала мне, что дядя оставил у нее гостинцы для меня. И только тогда я как будто поняла, что дядя действительно уехал. А когда девочка дала мне белый хлеб, конфеты и еще что-то, я горько заплакала и никак не хотела есть гостинцы и все раздала девочкам.

Я помню еще такой случай: кто-то из старших девочек показал мне, что в постели нельзя есть хлеб. Это весьма озадачило меня, ибо дома я привыкла к тому, что мне разрешали в постели есть? Но я сразу послушалась девочку, только поняла ее так, что вообще ничего нельзя есть в постели. Спустя некоторое время другая девочка угостила меня конфетой в то время, когда я уже лежала в постели. Я не стала есть конфету и положила ее на тумбочку с тем чтобы съесть ее утром, когда я встану и умоюсь. Очевидно, девочки услышали, что я не грызу конфету, и обратили внимание. Кто-то из них подошел ко мне и показал, чтобы я ела конфету. Я отказывалась, показывала, что лежу в постели, но мне отвечали, что есть конфету можно. Это повергло меня в полное недоумение: почему же хлеб нельзя есть в постели, а конфету можно? Ведь если нельзя — так, ничего нельзя, так по крайней мере я поняла. А у девочек получается иначе: одно нельзя есть в постели, другое можно. Не в состоянии понять эти противоречия девочек, я стала поступать по-своему: я ничего не ела в постели, даже сахар или конфету старалась съесть до того, как лягу в постель, или оставляла на утро.

Удивлялась я и еще кое-чему. Так, например, я уже знала, что одних спальнях помещаются только девочки, в других — только мальчики. А в селе я привыкла видеть всю семью в одной комнате. Семья могла состоять из отца и матери, братьев, сестер, дедушки, бабушки. В школе же девочки с мальчиками встречались только днем в столовой, в библиотеке, в коридорах и в других неизвестных мне по своему назначению комнатах; на ночь они расходились по своим спальням.

Иногда вечером случалось, что кто-нибудь из мальчиков приходил за чем-либо к девочкам (за иглой с ниткой, за ножницами), его в спальню не пускали, он стоял возле двери в коридоре, ожидая, когда ему дадут то, что он просил. Я не понимала, почему девочки боялись пускать мальчика в спальню. Я думала, что в школе плохие мальчики, поэтому их нельзя пускать в спальню. Но тут снова появились «противоречия».

Была зима. Описываемые здесь события относятся к тому периоду, когда во время гражданской войны, да ещё и после неё, дома целиком не отапливались, а обогревались лишь отдельные комнаты всевозможными печками и печурками, зачастую весьма примитивного кустарного производства. Так обстояло дело и в школе в первый год моего пребывания в ней.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Документальное / Биографии и Мемуары