Как Иисус стал богом

Вернемся к Константину. Когда я сказал, что обращение Константина, судя по всему, было искренним, я не имел в виду, что он рассматривал христианскую веру, как бы мы могли сказать, с чисто «религиозной» точки зрения, без какой-либо социальной или политической составляющей (должен подчеркнуть, что в глазах древних людей религия и политика были настолько тесно связаны друг с другом, что они не говорили о них как о двух различных вещах; в греческом языке даже нет слова, соответствующего нашему понятию «религия»). Константин, прежде всего остального, был императором Рима, и никто в те времена не держал в голове тот порядок, что мы сегодня называем отделением Церкви от государства. На самом деле, при всех предшествовавших Константину языческих императорах имело место понимание единства религиозной практики и государственной политики. Во время правления всех более ранних императоров считалось, что языческие боги Рима принесли ему величие, и в ответ правители Рима поощряли почитание этих римских богов. Константин также сознавал политическую ценность религии. Это не значит, что он в действительности не «верил» в христианскую весть, но лишь то, что он также видел ее социальную, политическую и культурную пользу. Именно эта потенциальная польза объясняла огорчение Константина, когда он узнал о серьезных противоречиях, вызвавших раскол в христианских общинах. Вся суть спора сводилась к тому, был ли Христос равным Богу или подчиненным Ему божеством, начавшим свое существование в определенный момент времени.

Исследователи предложили несколько причин в качестве объяснения того, зачем императору вообще понадобилось проявлять хотя бы малейший интерес к внутрихристианским распрям, однако не может быть сомнений в том, что он в них вмешался. Биография, написанная Евсевием Кесарийским, «Жизнь блаженного василевса Константина», воспроизводит послание, направленное Константином Арию и Александру, в котором император попытался устроить их личную встречу для устранения их богословских разногласий. Это послание предполагает, что Константин рассматривал христианство как потенциально объединяющую силу в социально и культурно разобщенной империи. Даже если смотреть на христианство с точки зрения незаинтересованного наблюдателя, в нем можно было увидеть религию, делавшую акцент на единстве и единственности. Есть только один Бог (а не множество богов). У Бога есть только один Сын. Есть только один путь к спасению. Есть только одна истина. Есть «один Господь, одна вера, одно крещение» (Еф 4:5). Творение едино с Богом, своим Творцом; Бог един со своим Сыном; Сын един со своим народом; а спасение, которое он приносит, делает его народ единым с Богом. Вся суть этой религии в единомыслии, в единении.

Как таковое, христианство могло стать средством объединения расколотой империи, что признает сам Константин в послании двум своим адресатам: «Во-первых, я сильно желал учения всех народов о божестве, по существу дела, привести как бы в один состав» (Жизнь, 2.65)[143]. Проблема состояла в том, что сама Церковь была неоднородной по составу из-за раскола, вызванного учением Ария. Этот раскол в особенности затронул церкви в Африке, к огорчению Константина: «Поэтому, когда всю Африку объяло истинно невыносимое безумие, и некоторые люди с безрассудным легкомыслием дерзнули разделять народное богопочтение на различные толки, я, для остановки болезни, не находил другого удовлетворительного в этом случае врачевания» (Жизнь, 2.66). Константин, таким образом, решил исцелить болезнь, порожденную богословскими спорами в Церкви, с тем, чтобы сделать христианскую веру более полезной для привнесения религиозного и культурного единства в империю.

Второе объяснение озабоченности Константина, которое иногда предлагается, связано с его языческим прошлым. В течение многих веков было широко распространено убеждение, что боги обеспечивали благополучие Рима, когда им оказывалось должное почитание в государственной культовой практике. Поклоняться богам надлежащим и точно предписанным образом означало заслужить их милость, а их милость выражалась в благе для государства – например, военных победах или процветании во время мира. Константин унаследовал эту точку зрения и вполне мог перенести ее на свою христианскую веру. Теперь он поклонялся не традиционным богам Рима, но Богу христиан. Но этого Бога тоже следовало почитать должным образом, а если среди общины верующих существуют серьезные разногласия, это едва ли могло быть приятно Богу. Христианство уделяло гораздо больше внимания «богословской истине», чем традиционные религии Греции или Рима, и делало более сильный акцент на «жертвенной практике». Для христианской религии было важно знать истину и практиковать ее. Однако широко распространившиеся разногласия по поводу истины привели к глубокому расколу в христианской среде, а такое положение вещей не было угодно Богу. Следовательно, ради блага государства, за которым в конечном счете надзирал сам Бог, эти разногласия необходимо было преодолеть.