Как Из Да́леча, Дале́ча, Из Чиста́ Поля...

- Так ведь это... Довелось мне раз мимо болота ночью идти. Рад бы до свету дождаться, только к спеху пришлось. Страшно, конечно, ан куда деваться? Я уж и так, уши дланями прижал, персты вперед выставил, что твои шоры, и быстренько-быстренько так ногами перебираю, чтоб только не упасть. Месяц светит, дорогу хорошо видать, ан кто ж не знает, что месяц - солнцем мертвецов кличут? А поди, узнай, сколько там в болоте этом самом мавок, да трясинниц, да топляков разных? Накинутся разом, и поминай, как звали. Чего только не передумал, чего не примерещилось, пока до края противоположного добрался. Вам сказывать не буду, приберегу, баб пугать. И вот уже у самого у края, запнулся о корень, - не заметил, - да и грохнулся. Понятное дело, длани от ушей оторвал, и слышу, обок меня вроде как затрещало что-то. Мне б, дураку, руки в ноги, то есть, ноги - в руки, и тикать, как той лошади от мертвяка, а я позамешкался. Поднялся и в ту сторону смотрю, откуда трещало. А там чмокнуло что-то, и голова показалась, вот с мою размером...

- Так-таки и голова? - недоверчиво ухмыльнулся Алешка.

- А то - что же? Как есть, голова. Только безо всего. Ну, там, ушей, носа... Колобок такой, светящийся. И вот поднялся этот самый колобок над травою, не более как по пояс мне будет, и застыл. Гляжу, а снизу к нему вроде как веревка привязана, тоже светящаяся. Вот постоял он так, и зачал туда-сюда колыхаться, будто от ветра, и веревка вслед за ним колыхается. А там в сторону подался, и эта тоже. Вьется, изгибается - ни дать, ни взять, хвост змеиный. Саженей в пять длиною... Ну, тут уж я ждать не стал. Верст пять бегом бежал, пока в себя пришел. Упал, помню, без сил совсем, да так до свету и пролежал...

Хмыкнул Алешка, однако промолчал. Вместо него воевода заговорил.

- Это верно, - ни к селу, ни к городу, заметил он. - Вот и я к тому же. У нас тоже случай такой был. На соседней улице. Там, понимаешь, семьи жили, через забор. В одной парень вырос, в другой - девка. Их, вроде, поначалу друг дружке сызмальства сватали, пока отцы отчего-то не разругались. А как разругались, понятное дело, всякие уговоры побоку. Молодые же промеж себя и сами уже сговорились. И им родительские дрязги - нож вострый, потому как те знать друг друга не хотят, и парню с девкой препоны ставят. Мало того, за других приговаривают. Даже видеться промеж собой, и то - ни в какую. Вот и стала девка потихоньку сохнуть, а где девичья сухота, там непременно змей объявится. Он и объявился. Часто видели, как ночкой темною полоской огненной через забор шмыгал, искры во все стороны разбрасывая. Знахарку приглашали. Та самое верное средство от напасти указала - двор репьем засадить. И что б вы думали? Ни одного репья в округе не осталось, отец с братьями все повыкопали да к себе во двор и принесли. Только это все одно не помогло. И девка сохнет, и змей летает. Совсем, бедная, ссохла...

Воевода зычно поскреб пятерней подбородок и продолжал.

- Кто его знает, чем бы кончилось, кабы головня в отца не угодила...

- Какая головня? - в один голос, не понимая, спросили Алешка с Кощеем.

- Обычная, какая ж еще. Парню с девкой, вишь, видеться запретили, так они что удумали? Он в заборе дыру провертел, в месте неприметном, там они, как все улягутся, и встречались, и переговаривались. Миловаться не могли, дырка уж больно махонькая, а словами - пожалуйста. Угомонятся в доме, парень возьмет головешку из печи, да через забор и бросит, чтоб девка из окошечка своего видела. Летит головня, искрами сыплет. Кто приметит, - про змея думает. А тут, на беду, батюшке ее ночью выйти приключилось. Съел, должно быть, чего-нибудь... Только он с крыльца, да к репьям, тут-то в него змей и угодил. Прижег малость, конечно, не без этого...

Воевода замолчал и снова поскребся.

- И чем же дело кончилось? - не вытерпели Алешка с Кощеем.

- У них-то? У них все как надо кончилось. А вот чем у нас кончится, про то не ведаю. Дело-то в том, ребятушки, что я змея того огненного, о котором люди говорят, и впрямь видел. Ночью, как стражу на стенах обходил. Иду, посматриваю, и вижу, будто огонек посреди леса, о ту сторону реки, зажегся. Подумал еще: кому это в эдакой-то темени шастать. Остановился. Смотрю, двинулся огонечек, а за ним другой, третий, ровно из-под земли кто вылезает. И точно, должно быть, из-под земли, потому как полоска та огненная зазмеилась по лесу, - то скроется, то снова появится. Оно, конечно, в темноте трудно определить, ан сдается мне, версты три-четыре до него было. Длиною же, коли прикинуть, сажен десять, не менее, а в толщину, наверное, с пару саженей точно будет. Сколько он там по лесу елозил, сказать не берусь. Чего там делал - тоже, но пожаров не видал... Так-то вот, братушки. Не зря, видать, люди об нем сказывают.

- Не то плохо, что сказывают, - ввернул Кощей, - а то, что речи непотребные ведутся. Поговаривают, к ляхам, обратно, надобно, дабы от напасти избавиться. Киев, мол, далече, да и не до нас князю, иначе б рать поболее прислал.