Ему казалось, что ладонь горит от нетерпения, ощущая ее тепло под бесконечными слоями ткани и пробираясь к обнаженной коже. Она, напротив, дрожала. Они не сводили друг с друга глаз. Он обхватил ладонью ее грудь и легонько сжал, потом отпустил и снова сжал, чувствуя эту маленькую упругую округлость под жестким каркасом корсета. И ее тело не замешкалось с ответом: бедра беспокойно задвигались на перьях, ноги согнулись, выпрямились… она прогнулась, прижимаясь грудью к его руке. Она ощущала какое-то странное нетерпение, как будто каждая частичка ее тела нуждалась в движении.
Он не заставил ее ждать: рука поднялась к кромке декольте, пальцы проникли в пену кружев и расстегнули пуговицу, потом вторую… Он их расстегивал медленно, одну за одной, и к тому моменту как добрался до талии, она дрожала от предвкушения и не сводила глаз с его руки. Когда он распахнул полочки платья, его загорелая рука на фоне ее белоснежного лифа и бледно-розового атласа корсета казалась такой мужественной. Он убрал руку, склонился к ней и прижался губами к нежной округлости.
Эди ахнула от неожиданности, вздрогнула всем телом, выгнулась и обхватила его голову. Пальцы тонули в темных волосах, пока он касался губами и языком груди, ключиц, шеи.
Ее дыхание участилось, ноздри с трепетом ловили знакомый запах сандала, пока его язык прикасался к коже, пробуя на вкус. Его ладонь снова легла на грудь, и она стонала, изнемогая от ласк, желая чего-то большего.
Его пальцы кружили по кромке корсета, касаясь обнаженной кожи и пытаясь пробраться к соскам, и наконец ему это удалось… Ни с чем не сравнимое ощущение, прокатившееся дрожью по всему ее телу, было подобно удару электрическим током. Не в силах вынести его, она закричала, ее бедра дернулись.
Он принялся целовать ее губы, щеки, подбородок, мочку уха… Руки опустились вниз, к ягодицам, погладили, чуть сжали, затем, ухватив край юбок, стали поднимать их вверх.
Ее охватила паника.
– Стюарт?
Он замер, только язык продолжал ласкать ее ухо.
– Ты хочешь, чтобы я остановился?
Он дышал часто, порывисто, но вместе с тем нежно.
Это Стюарт, напомнила себе Эди. Стюарт. И пока она сможет видеть его, будет смотреть в его глаза, все будет хорошо.
Она сглотнула, паника ушла.
– Только смотри на меня. Смотри на меня, когда… прикасаешься ко мне.
Он поднял голову, в то время как рука пробиралась к ее панталонам… Но даже при том, что видела его лицо, смотрела в красивые глаза, когда рука достигла местечка между бедрами, она замерла, вдруг почувствовав непомерный страх, окаменела и сжала ноги.
Он не торопился и терпеливо ждал.
Она снова разрывалась между страхом и желанием, пока отвага не оставила ее.
– Произнеси мое имя, – потребовал он твердо.
– Стюарт…
– Да, это я… не он.
В ответ на его слова ее ноги медленно расслабились, дав дорогу руке.
– Стюарт… – Мягкий стон заставил его улыбнуться, и она сама развела ноги, чуть согнув в коленях.
Он гладил нежную кожу ее бедер, пальцы скользили по тонкой ткани ее панталон в поисках прорези, и когда наконец нашли, когда его рука проникла в святая святых, когда пальцы прикоснулись к самому чувствительному местечку ее влажной плоти, она вскрикнула.
Страх трансформировался во что-то иное, что заставило ее снова закричать, во что-то такое, в чем не было страха, но было ни с чем не сравнимое удовольствие. Его палец двигался, скользил, ласкал ее влажную нежность, совершая ритмичные круговые движения, и эти невозможные ласки заставляли ее дрожать, и стонать, и закрывать глаза от полноты ощущений. Так вот оно – то, что он называл блаженством! Да, это действительно блаженство.
Его ласки стали интенсивнее: теперь палец проникал в отверстие между складочками плоти. Она вскрикнула, вспомнив грубое вторжение, и, приподнявшись, оперлась на локти и открыла глаза, боясь боли и инстинктивно готовясь к борьбе. Но боли не было.
Она смотрела на лицо Стюарта: сейчас оно было в нескольких дюймах от ее собственного, глаза закрыты, – но она все равно смотрела, пока он ласкал ее.
Ее тело вздрагивало, отвечая на каждое движение его пальца, каждый вздох превращался в стон. Удовольствие становилось все сильнее, приближаясь к пику, росло в ней, проникая в каждую клеточку, становясь все глубже, сильнее, и затем без всякого предупреждения взорвалось внутри… И волна наслаждения омыла ее, и единственное, на что она оказалась способна, – это прорыдать его имя. Он поцеловал ее, поймав губами крик, а пальцы продолжали свой восхитительный танец, и каждое прикосновение обновляло удовольствие, пока она не почувствовала, как ее накрывает вторая волна наслаждения. Вот оно, истинное блаженство. Ее глаза снова закрылись, с губ сорвался шепот:
– Стюарт!..
Это был сигнал – никаких других слов не требовалось.
Он едва слышал, как она выдохнула его имя: мешал гул в висках, – но знал, что будет помнить этот шепот до конца своих дней. И это ощущение больше никогда не повторится.
– Я понял, дорогая, – прошептал он возле ее губ. – Я понял.