Как капитан Ландри испугался и был награжден

В тумане обозначилась темная, неясная движущаяся цепь наступающих. Они приближались с глухим, быстро нарастающим шумом, и уже слышался топот тяжелых немецких сапог. Раздались хриплые команды и оглушительное «ура!».

Из французских окопов, на которые обрушился вражеский огонь, прозвучал свисток, и внезапно из темной траншеи вырвались языки пламени, слившиеся в один огненный поток. Раздался оглушительный взрыв, за ним — беспорядочная стрельба и громкий, резкий треск пулемета.

Разорванная на мгновение вражеская цепь быстро восстановилась. Солдаты, не пострадавшие от огня французов, перешагивали через тела убитых и раненых товарищей и опять смело бросались вперед, продолжая яростно кричать «ура!».

Более многочисленные, чем наши солдаты, немцы двигались наугад, давая по окопам залп за залпом. С минуты на минуту французские позиции должны были быть захвачены.

К той и другой стороне прибывают подкрепления, схватка становится всеобщей.

Но куда же делся капитан Ландри во время этого яростного и кровопролитного боя? Никто его не видел с того момента, как был дан сигнал тревоги. Обеспокоенные солдаты ищут его глазами, но видят только лейтенанта, которому пришлось принять командование ротой.

Высказывают предположение, что капитан погиб от случайной пули в самом начале боя.

Но время ли размышлять о чьей-то судьбе посреди выстрелов, перемежающихся проклятиями, жалобными стонами после ударов штыков, хрипами умирающих и криками разъяренных солдат, что сошлись в беспощадном рукопашном бою.

Если капитан Ландри убит, его будут оплакивать позднее. А сейчас каждый дерется за себя, а все вместе выполняют свой долг.

Однако неприятель, рассчитывавший одним ударом захватить окопы, натолкнулся на упорное сопротивление.

Несмотря на значительное численное превосходство противника, наши доблестные матросы сражаются с обычной отвагой, и к ним успевают подойти подкрепления.

В бой вступают национальные гвардейцы и пехотинцы. В сражение включается третья дивизия. Сейчас начнется настоящая мясорубка.

Но не проходит и четверти часа, как немцы, перестав стрелять, ретируются столь же быстро, как шли в атаку, оставив даже своих убитых и раненых.

В чем дело? Что случилось? Чем вызвана эта пока ничем не объяснимая паника?

Уж не ловушка ли, не военная ли хитрость скрывается за бегством пруссаков?

Неясный гул голосов, относительная тишина сменили грохот боя, но вот слева, в тылу неприятеля, раздаются пронзительные звуки французского горна, зовущего в атаку! Затем грянули выстрелы и кто-то с металлом в голосе прокричал:

— Вперед! Смелее, матросы!.. Смелее, братцы!..

Неприятельские солдаты, думая, что путь к отступлению им отрезан обходным маневром, выполненным с небывалой дерзостью и решительностью, сломя голову бегут назад, очищая пространство перед нашими окопами. Это похоже на чудо!

Минуты через две в десяти метрах от французских позиций четко вырисовывается в свете лучей электрического прожектора группа французских солдат; их появление вызывает долго не смолкающие крики восхищения.

К гребню окопов приближаются шестеро французов — четыре матроса, трубач и командующий ими офицер. Они гонят перед собой десяток солдат в остроконечных касках, безоружных и чем-то напоминающих диких животных, попавших в ловушку.

Офицер (без сапог и фуражки, так что его звание можно определить только по трем нашивкам на рукавах разорванной шинели) хватает за шиворот упирающегося гиганта, солдата померанского полка, и заталкивает его в шеренгу пленных.

— Капитан Ландри! — восторженно вопят матросы 5-й роты, узнав командира.

Адмирал Потюо прискакал сюда на гнедом коне. Он видит капитана, и ему все становится ясно.

— Браво, Ландри!.. Браво, старый товарищ! — говорит он мягким голосом креола, голосом, который порою звучит так грозно. — То, что вы совершили, превосходно! Вы заслужили боевой крест! А ваши люди будут награждены медалями!..

— Адмирал!.. — произносит офицер, низко опустив голову. — Благодарю вас за моих подчиненных… Они заслужили награду… да, это так… Что касается меня, то… никогда!.. о!.. Нет, никогда…

— Что вы хотите сказать, черт возьми?

— Меня надо расстрелять! — через силу выдавливает из себя Ландри, подходя вплотную к адмиралу.

— Вы что, с ума сошли? Расстрелять… вас?! Расстрелять за то, что вы в одиночку, без каких-либо дополнительных резервов — действуя, правда, без приказа, — проявили неслыханный героизм и ввели в заблуждение неприятеля, заставив его поверить в обходной маневр?!

— Адмирал!.. Извините… я говорю то, что думаю и что считаю нужным сказать.

— Довольно! Не надо ложно толковать свой долг. Вы действовали прекрасно, и вам воздадут по заслугам. Жду вас завтра в полдень в штабе… жду непременно! А сейчас выражаю вам благодарность! От имени дивизии, которой я имею честь командовать!

II

Те, кто на следующий день в половине двенадцатого видел Ландри, направлявшегося на завод Гру, где размещался штаб девятого сектора, не могли понять, почему он так мрачен и угнетен и почему на лице у него застыло такое горестное выражение.