Как хочется счастья! (сборник)

Продавать алкоголь ночью было строго запрещено, но маленький магазин на площади оказался открыт.

– Налить можете? – спросил я усатого хозяина.

– Отчего не налить, дорогой, нальем. Что тебе, дорогой?

– Давай коньяку. Немного. Грамм сто.

Он протянул мне одноразовый стаканчик с коричневой жидкостью откуда-то снизу. Я взял стакан и хотел идти.

– Нет, дорогой, ты пей здесь. На улице не надо.

Я посмотрел на него, он мне улыбнулся.

– Вот тебе конфета, дорогой.

Коньяк был нехороший, но я заплатил хозяину за риск. Мы постояли с ним у двери. Я глядел наружу через стекло.

– Здесь было дерево, – сказал я.

– Где, дорогой?

– Здесь, рядом. Слева или справа. А может, прямо на месте твоего магазина.

– Не знаю, дорогой, – хозяин хотел, чтобы я уже допил. Зачем ему неприятности. – Ты здесь живешь?

– Живу.

– Домой дойти сможешь?

– За мной сейчас приедут.

– Тогда не уходи. Еще тебе налить?

– Нет. – Я подумал, что, пожалуй, в самом деле, мне хватит.

Хозяин задумчиво покачал головой.

– Знаешь, я приехал в Москву три года назад… Здесь никакого не было дерева…

– Спасибо. Я устал.

– Мы все устали. – Хозяин почесал затылок. – Вот у меня два брата…

– А сколько сейчас времени?

Он посмотрел на часы.

– Два ночи. – Куда ему было торопиться. Его ларек был открыт всю ночь.

Я кивнул ему на прощание и вышел.

Если с этим спектаклем все будет хорошо, возьму Нину к себе на следующую постановку. Для работы с текстом. Обозначу как-нибудь так. Но полы она больше ни у кого мыть не будет. Пускай наймет себе домработницу. Я стоял у метро, засунув руки в карманы. Мне было холодно. Напротив сияла множеством огней высотка.

Мы пели с Таней на этом месте еще раза три, расширяя репертуар, пока нашим бизнесом не заинтересовался Леха.

– Сколько вы зарабатываете вашим французским? – спросил он меня как-то, когда я, опять до дрожи и ужаса счастливый, вернулся в общагу после нашего очередного с Таней концерта.

– На кафе хватает.

– И только-то? – Он сделал задумчивую гримасу. – Внимание. За это дело берусь я. Кому вообще нужно ваше парижское небо? Наш номер будет называться «Светит месяц». Таньку нарядим в русский сарафан, на башку – кокошник. Я буду с балалайкой, тебе, уж ладно, оставим аккордеон. Играть станем не на Баррикадной. С другой стороны – у входа в зоопарк. Там публика с «детями», гуляющая, свободная. Увидишь сам, дело пойдет совсем по-другому.

Я так растерялся, что даже не нашелся, что ответить. Зачем мне какой-то «Светит месяц», если мне так хорошо вдвоем с Таней? Но Леха прямо на следующий день подошел к Тане перед лекцией.

– Танюха, смотри, что я тебе принес.

Это были голубой сарафан с серебристой отделкой, серьги и кокошник с фальшивой косой. Я потом думал, где же он их так быстро раздобыл? И пришел к выводу, что номер Леха тоже обдумал заранее.

Серьги – длинные, бутафорские, из легкого металла, от мочки почти до плеча, но с голубыми сияющими камнями в цвет Таниных глаз, Тане безумно понравились. Она прямо на лекции воткнула их в уши.

– Заметано, Вадик. Сегодня в пять ждем тебя с твоим агрегатом на Краснопресненской.

Я посмотрел на Таню – она отвела глаза. «Ждем тебя»? Мне все это не понравилось, но не пойти я не мог. Конечно, мой аккордеон был им нужен, но в принципе «Светит месяц» прекрасно идет и под одну балалайку.

– Танька, ты подрепетируй после лекции несколько движений. Ну, по кругу там с платочком пройтись, руки в боки воткнуть, покружись в обе стороны…

Это после Эдит Пиаф?

– Я умею танцевать русский народный танец, – спокойно сказала Таня.

– Ну да, я вспомнил. Ты ж занималась, – как о чем-то вполне несущественном, вякнул Леха. – Вадька, ты вприсядку умеешь с аккордеоном?

– Я вприсядку вообще не умею, – мрачно буркнул я.

– Ох, неумехи, все за вас делай сам! – Леха протянул руку, чтобы небрежно потрепать меня по загривку.

Я уклонился. Он не заметил.

– Танюха, пойдешь в буфет?

Она кивнула. Я молча поплелся за ними. Что тут сделать? Мы сидели за столиком втроем. Леха балагурил. Как всегда, в своей обычной манере, но меня уже не смешили его остроты. Таня, по обыкновению, молчала. После обеда я отозвал ее в сторонку. Леха посмотрел на меня насмешливо.

– Ладно, голубки. Поворкуйте пока. Мне нужно найти одного препода, а в пять – как договорились. На Краснопресненской.

Мы пошли с Таней по коридору. Я в который раз отметил, какая прямая и стройная у нее спина. А Леха – не промах, вдруг пришло мне в голову. Понял, что Таня с ее танцевальной подготовкой может привлечь больше народу.

– Слушай, а нам это надо – идти с ним? – спросил я ее, когда мы на лестнице остановились у подоконника.

– Может быть, Леша прав? Уж если работать, так за что-то? Можно попробовать.

– Знаешь, как-то после Парижа – «Светит месяц»…

Она лишь пожала плечами.

– Настоящий артист должен быть разносторонним. Утром – одно играем, вечером – другое.

Она была права. Но почему-то уже тогда возникло чувство, что меня предали. Не может быть, решил я. В конце концов, поиграем «Светит месяц». А может, Лехина затея и провалится?

– Ты сейчас куда? – спросил я Таню.

– Мне нужно на свою кафедру.

– Ну ладно. Тогда в пять?

Она кивнула.

– В пять.