В то время Госдеп США дал наконец свое согласие на пересылку помощи в Россию при условии, что распространение помощи пойдет по частным каналам. Тогда же был найден американский квакер, готовый ехать в Москву. Это была Анна Хейнс, которая уже работала в Бузулуке в 1917–1918 годах в составе квакерской миссии. Она отправилась из США в Европу и 10 ноября 1920 года участвовала в собрании, проходившем в Комитете помощи жертвам войны в Лондоне. Хейнс подтвердила англичанам, что критика текста «Заявления о намерениях» отражала общее мнение филадельфийского Комитета служения американских Друзей. В своем конфиденциальном письме, отправленном Вилбуру Томасу 10 ноября из Лондона, Анна Хейнс подтвердила противоположность характеров и темпераментов Уэлча и Уоттса, отдавая должное Грегори Уэлчу:
На этом же собрании был и Грегори Уэлч, который настаивал на том, что «Заявление о намерениях» следует отправить российским властям. После длительной дискуссии участники встречи пришли к соглашению, что текст будет послан письмом Артуру Уоттсу, и тот – по своему усмотрению – сможет использовать его так, как сочтет нужным. Мы помним, что Уоттс был против передачи «Заявления» большевикам, однако фактически он уже не раз излагал им своими словами суть этого документа. Артур Уоттс знал, кого и как следовало посвящать в квакерские принципы и идеалы.
Итак, к концу 1920 года существовали две точки зрения, два подхода к дальнейшей работе в России. Анна Хейнс кратко изложила их в своем письме Вилбуру Томасу:
Анна Хейнс справедливо предполагала, что суть «Заявления» – наверняка не секрет для большевиков:
Как мы упомянули выше, Артур Уоттс, несмотря на неприятие «Заявления», уже цитировал выдержки из него в своем послании советскому чиновнику.
Этим чиновником был симпатизировавший квакерам начальник отдела стран Антанты и Скандинавии НКИД Сантери Нуортева, которому Уоттс писал: