Как леший домовым служил (СИ)

Но запах настойчиво указывал на близость звериного логова, и вскоре выяснилось, что обоняние его не подвело. Лопоух оказался в удивительном месте. Люди называли его «Зоопарк». Какого зверья здесь только не было! Переходя от клетки к клетке, Лопоух заводил знакомства с их обитателями. Люди с удивлением наблюдали, как смешной лопоухий мужичонка очень правдоподобно подражает голосам животных. Еще больше поражало, что и звери отвечали ему. А Лопоух, не обращая ни на кого внимания, болтал со своими новыми приятелями и чувствовал, что хочет остаться здесь насовсем.

Спрятавшись в укромном закутке у дальней стены, он дождался темноты. Когда парк опустел, поужинал сырыми овощами, которые любезно предложил ему огромный длинноносый зверь, и отправился искать место для ночлега. Вскоре он решил, что заночует в конюшне, где жила низкорослая полосатая лошадка. Сначала она занервничала при виде незнакомца, но быстро прониклась к гостю симпатией. Лопоух тщательно расчесал ей спутанную гриву. Засыпал в кормушку свежего сена и избавил животное от мучивших его паразитов. Для этого пришлось поймать одну из букашек и приказать ей уводить всю банду. Закончив работу, Лопоух был очень доволен собой:

«На второй же день смог пристроиться в отличное место! И пускай Толстобрюх больше не важничает!»

Засыпая, он думал, что завтра, как только встанет солнце, совершит обход своих новых подопечных. Но проснуться пришлось намного раньше. Сильный пинок под ребра мигом привел Лопоуха в чувство. Над ним склонились двое. Один, худой и мускулистый, явно принадлежал к какой-то городской разновидности чертей. Другим был рыхлый толстяком с кошачьими чертами.

— Вот ты где, гаденыш, спрятался! — прошипел он, и раскосые кошачьи глаза угрожающе вспыхнули в темноте. Черт снова пнул Лопоуха под ребра.

— Да что я вам сделал?! — крикнул Лопоух вскакивая на ноги.

— Ах, что же он сделал?! — насмешливо промурлыкал толстяк — Разрешения забыл попросить у кого надо! Если дальше так пойдет, вас здесь целая толпа набежит. Ну ничего, мы такого безобразия не допустим. А тебе, приятель, сейчас глазенки выцарапаем, чтобы другим неповадно было.

Из пухлых ладошек мурлыки выскочили острые коготки, и тут Лопоух от страха перешел к нападению. Свалив толстяка, он бросился на черта, но тот успел отскочить в сторону и копытом нанес такой удар, что из глаз лешего полетели искры.

— Прикончи его, Скелет! — завопил оборотень и бросился на помощь приятелю. Лопоух защищался как мог, но силы были слишком неравные. Полосатая лошадка была единственным существом, которое могло ему помочь, но она испуганно забилась в дальний угол загона.

— Забьют они меня! — промелькнуло в голове, и в этот миг какой-то лесной дух-хранитель подсказал путь к спасению. Лопоух издал вопль жеребенка, попавшего в зубы волку. Лошадь, захрапев, заметалась в узком пространстве между барьерами. Пушистый хвост толстяка сразу же попал ей под копыта. С диким кошачьим воплем он взлетел на стену и уже оттуда крикнул:

— Скелет, уйми эту тварь!

Черт кинулся к лошади и тут же сам угодил под удар копыта, а Лопоух проскочил к выходу и бросился бежать. За считанные мгновения он добрался до ограды, перемахнул через нее, и потом еще долго бежал по пустынным ночным улицам. Остаток ночи он провел на каком-то глухом дворе, забившись в щель между мусорными баками, а утром продолжил поиски места, теперь уже ни на шаг не отклоняясь от инструкции.

Повезло ему на третий день. Незанятым оказался один из подъездов длинного двенадцатиэтажного дома. Старший домовой, представший в образе коренастого угрюмого мужика с толстой бычьей шеей, без лишних вопросов велел занимать крайний от дороги подъезд. Началась для Лопоуха новая жизнь, в которой не было ни радости, ни смысла.

Когда-то в старину домовые были хранителями жилья и пользовались у людей заслуженным уважением. Теперь же в век стали, бетона и технического прогресса они наподобие котов существовали сами по себе. Однако, в силу живучести традиции, приходилось выполнять некоторые ритуалы. Лопоух исправно делал все, что требовала должность домового. Вечерами старательно производил по всему подъезду скрипы и шорохи. Впрочем, на них никто не обращал внимания — собиравшаяся на лестничных площадках молодежь шумела куда громче. Иногда, пробравшись невидимкой в какую-нибудь квартиру, наваливался на спящего человека. Если жертва, вспомнив старое суеверие, спрашивала «К добру или к худу?», страшным голосом кричал: «-К худу, у, у…!»

В свободное от подобных занятий время Лопоух был предоставлен самому себе, а точнее говоря, попадал в плен серой городской скуке. Серый цвет даже стал для него символом города. Он был здесь везде: в однообразных фасадах домов, в обшарпанных подъездах и даже в вечно пасмурном городском небе. Временами казалось, что его мысли тоже начинают приобретать серую окраску.