Вспоминает В. Герасимова: «В тот период, когда наши отношения только складывались и были таковыми, что Саша со всей страстностью своей натуры любил меня, а я скорее всего позволяла себя любить (хотя внутренне, возможно, под этим скрывалось что-то более глубокое), на меня обрушилось страшное несчастье. Оно было тем более страшно и несправедливо, что я была так молода и, как говорили, красива… Несчастьем, так нелепо сразившим меня, была предстоящая тяжелая операция. Я могла навеки превратиться в инвалида. Я была сражена, унижена, я думала: как же поведет себя этот человек? Человек из совсем иного (как мне тогда, и тоже в значительной мере ошибочно, казалось) мира. Но твердая, поистине мужественная рука Саши неизменно поддерживала меня. В нем не было ни тени колебания, ни секунды желания «уйти в кусты». Он обращался со мной не как влюбленный, а как старый, умный, добрый друг. При этом ни тени игры в великодушие, ни грана сентиментальности, а мужественная, серьезная стойкость.
Операция прошла благополучно, и помню, как, очнувшись от наркоза и через день придя в себя, я задыхалась от счастья, от возвращенной мне радости жизни и от того, что есть у меня обретенный в страданиях такой друг, как Фадеев».
Рабочим местом Фадеева в столице был кабинет оргсекретаря ВАПП на Тверском бульваре («дом Герцена»). А жил Александр вместе со своей женой-красавицей Валерией первое время в скромных апартаментах в Сокольниках (на 5-м Лучевом просеке). Чуть позже они переехали поближе к его работе – в левый флигель «дома Герцена», который служил приютом многим московским литераторам. Жизнь Фадеева в те годы была довольно скромной. Они с женой не излишествовали, наоборот, часто нуждались в деньгах, на многом экономили. Их крохотная комнатка также носила на себе все признаки спартанского образа жизни: походная кровать, стол, стул и сомнительные условия для возможности умыться. Фадеев долго одевался в то, в чем приехал с юга, – в черную кавказскую рубашку с высоким воротником, узкий кожаный пояс с серебряной насечкой, в военные командирские сапоги. Впрочем, скромность тогда сопутствовала практически всем советским литераторам. Но постепенно ситуация начала меняться. С возрастанием роли другой литературной организации, РАПП (Российской ассоциации пролетарских писателей), писатели, работающие в ней, стали жить гораздо комфортнее, чем все остальные (особенно это касалось верхушки РАПП).
Бурная общественная деятельность, которой в конце 20-х Фадеев отдавал все свои силы, пагубно сказывалась на его личной жизни. В 1929 году практически распался его брак с Валерией Герасимовой (официальный развод они оформили в 1932 году). Как принято говорить в таких случаях, не сошлись характерами. Сама Герасимова позднее укажет на одну из основных причин их разрыва: «Мое здоровье пошатнулось. Моя грусть, а иногда и прямое недомогание, порой омрачали жизнь. И еще: я не любила так называемого «общества», псевдовеселья (для меня псевдо), различных вечеринок и сборищ. Общение мое с людьми было избирательным. Иное дело Саша – еще молодой человек с неизбывной тогда силой, с навыками иной, «компанейской» жизни, с органической веселостью…»
В те же годы Александр Фадеев оказался втянутым в историю, которая навсегда легла темным пятном на его репутацию. Рассказывает Л. Овалов: «Фадеев был интересным мужчиной, с шармом, нравился женщинам. В журнале «Красная новь» работала секретарем прелестная девушка, дочь писателя Оля Ляшко. Фадеев ее соблазнил. А когда она однажды пришла к нему, он даже не вышел, а в грубых, матерных выражениях велел гнать ее. Через несколько дней это повторилось, потом еще… А в Олю был по уши влюблен молодой, очень способный писатель Виктор Дмитриев. Ради нее он согласился на совершенное безумство. Они сняли номер в Доме крестьянина на Трубной площади, где Дмитриев застрелил сначала Ольгу, а потом – себя…
Было возбуждено уголовное дело. А у меня сложились добрые отношения с ближайшим другом Фадеева Леопольдом Авербахом (его сестра была женой Ягоды и прокурором Москвы). Как-то я пришел в гости к Леопольду Леонидовичу и увидел у него на столе уголовное дело. Я прочитал его от корки до корки, в том числе и Олины дневники. Было совершенно очевидно, что причиной трагедии стал Фадеев. Делу, естественно, не дали хода».