Как любят кумиры. Звёздные романы: Нежность

Сложная операция абсолютно не повлияла на работоспособность Филиппова. Более того, его стали приглашать сниматься в кино даже чаще, чем прежде. (Из Театра комедии он ушел в 1965-м). Именно в эти годы он умудрился сыграть свою первую и единственную главную роль в кино – Кису Воробьянинова в комедии Леонида Гайдая «Двенадцать стульев» (1971). А спустя год снялся еще в одной комедии – «Табачный капитан» Игоря Усова. Приглашение в последнюю картину произошло при весьма забавных обстоятельствах.

Вот как об этом вспоминает жена режиссера Л. Духницкая: «Мой муж приступил к съемкам фильма «Табачный капитан» вскоре после того, как Сергею Николаевичу сделали операцию. В роли купца Смурова Игорь Владимирович хотел видеть только Филиппова, поэтому лично отправился с этим предложением к нему домой. Там режиссер застал такую картину: Антонина Георгиевна сидела под входной дверью и отчаянно пыталась воззвать к совести разбуянившегося мужа – просила, чтобы тот впустил ее в собственную квартиру. Из-под закрытой двери валили клубы дыма и доносился страшный мат. Каждое очередное нецензурное выражение Сергея Николаевича сопровождалось монотонным воем Барабульки. Игорь немедленно вмешался: «Дядя Сережа, хватит валять дурака! Давайте лучше вместе работать!» Мат немедленно прекратился, дверь открылась, и Филиппов впустил в квартиру… только моего мужа. Барабулька же так и не была помилована. Сергей Николаевич в отчаянии признался Игорю: «Представляешь, мне ничего нельзя: ни пить, ни курить, ни сниматься в кино! Только матом и можно ругаться! Что мне делать?» Игорь ответил: «Вы начнете у меня работать, а мы вас будем беречь».

Действительно, на съемках у Сергея Николаевича было три дублера, похожих на актера со спины как две капли воды. Им нужно было проходить ту часть кадра, которая считалась сложной для больного актера. Сергею Николаевичу сделали несколько париков, необходимых не только для роли, но и для защиты от разного рода случайностей. Актер постоянно сидел в тени – чтобы голова не перегревалась. Представьте себе, но Филиппов прекрасно справился с ролью! Даже пел и танцевал в кадре…»

Несмотря на недовольство супруги, Филиппов поддерживал регулярную связь со своим сыном от первого брака. Он мечтал, что тот продолжит династию, – тоже станет актером. Однако Юрий выбрал иной путь – стал художником. За это Филиппов на сына очень обиделся. Но еще больший удар постиг отца в начале 70-х, когда первая жена актера вместе с сыном эмигрировали в Америку.

Вспоминает Ю. Филиппов: «Перед отъездом за границу я столкнулся с немалыми проблемами. Мне необходимо было получить от отца письменное разрешение на выезд. Скрепя сердце я отправился к нему. Но мадам Голубева даже на порог меня не пустила, прошипев из-за закрытой двери, что они никак не могут сегодня меня принять. Тогда мы с мамой решили подкараулить его около дома. Издалека заметив нас, отец со всех ног пустился бежать прочь вдоль канала Грибоедова. Тогда я и понял, что отец все еще любит маму… Помню, когда мы с мамой уходили от него, он крикнул напоследок: «Я вам этого никогда не прощу, вы ко мне еще придете на поклон!» Иногда мне кажется, что он всю жизнь ждал этого поклона и ему очень сильно нас не хватало. Мама так и не вышла замуж после развода, а отец, хотя и жил до конца дней с другой женщиной, так и не заплатил двадцать копеек за квитанцию о разводе…»

Как ни скрывался Филиппов от бывшей жены и сына, отпустить их за границу ему все равно пришлось. И этого поступка он не смог им простить до конца жизни. Сергей Николаевич посчитал уехавших предателями и прервал с ними всякие отношения. Сын регулярно писал отцу письма, однако тот их даже не читал. Он аккуратно складывал нераспечатанные конверты в коробку, а потом показывал их друзьям.

Вспоминает Л. Духницкая: «Сергей Николаевич редко оставался один. Антонина Георгиевна ездила за ним всюду, не отпуская от себя буквально ни на шаг. Когда же ее не было рядом, он часами говорил о сыне. Расставание с ним было его вечной болью. Ведь радости от постоянного общения с Барабулькой у Сергея Николаевича не было никакой. Она же тряслась над мужем, покупала ему розы, приговаривая: «Сереженька так любит цветы!» Когда Филиппов болел, Антонина Георгиевна укладывала его в кружевную постель и надевала на него ночную сорочку с воланами и жабо. Однажды я пришла навестить Сережу. Когда увидела утопающего в кружевах артиста, в голове промелькнуло: «Надо же, прямо как волк, только что съевший бабушку!» Барабулька никогда не вспоминала о родной дочери и все нерастраченное материнство отдавала любимому Сереженьке. Над их супружеской кроватью висел невероятных размеров портрет Филиппова. В новогоднюю ночь она привязывала к старинному абажуру, который висел у них над круглым столом, воздушный шарик, тем самым прославляя каждый год, прожитый Сереженькой после операции…»