Как любят кумиры. Звёздные романы: Страсть

Роман Боярского с Луппиан продолжался четыре года. Он не прервался даже тогда, когда Боярского «забрили» в армию. Правда, служба у него была из разряда «не бей лежачего» – возле дома (он служил барабанщиком на Черной речке). Ему даже его длинные волосы разрешили не стричь и регулярно отпускали домой. Однажды он позвонил Ларисе и попросил выглянуть в окно. «Я тебе на канализационном люке, слева от трамвайной остановки, подарок оставил. Могут спереть…» – сообщил Боярский. Лариса выглянула, а на этом самом люке – Боярский! Он ей из соседней будки позвонил.

Поженились Боярский и Луппиан летом 1977 года. Вспоминает Лариса:

«В один прекрасный день, когда я стала будить Мишу с очередным (20-м!) ультиматумом: «Пойдем в ЗАГС!», – он, сонный, чтобы отвязаться от меня, неожиданно согласился. А мы уже как-то подавали заявление, три месяца ждали, потом ему было некогда – словом, тогда удалось увильнуть. Он решил, что и теперь отсрочка его спасет, и спокойно подчинился. Миша не подумал только об одном – ЗАГС был тот же самый, и, на мое счастье, нас узнали: «Ой, а что же вы не пришли в прошлый раз? Давайте ваши паспорта!» Миша, ни о чем не подозревая, отдал свой паспорт (мало ли зачем, может, для заявления что-то нужно уточнить), а они – шлеп! – и выносят наши паспорта уже со штампами! Так мы и поженились – без свидетелей, фаты и колец… Миша очень обрадовался, был просто счастлив, что удалось избежать этой нудной процедуры. Мы зашли в маленькое кафе «Сайгон» на углу Владимирской, выпили по пятьдесят граммов коньячку и отправились на репетицию. Месяц никому ничего не говорили, а осенью в театре очень скромно отпраздновали свадьбу.

Что интересно, Миша сразу же превратился в мужа: посолиднел, посерьезнел, принялся делать покупки, приносить продукты, что-то ремонтировать, обновлять в квартире, переставлять мебель. Помню его первое крупное приобретение – телевизор. Он очень любил делать сюрпризы. Как-то позвонил из Узбекистана, где был на гастролях, и скороговоркой сказал: «Лара, я тебя жду в Одессе послезавтра в 11 утра у Дюка». Я тут же без долгих сборов лечу в Одессу, подхожу к Дюку, идет Миша, красивый, с развевающимися волосами, и говорит: «Мы отправляемся в круиз в Батуми».

Между тем, помимо семьи, немалую роль в жизни Боярского занимало творчество. Он по-прежнему играл в Театре Ленсовета, снимался в кино. Однако только в 1978 году сумел заполучить роль, которая мгновенно сделала его суперпопулярным. Речь идет о роли д’Артаньяна в телефильме «Д’Артаньян и три мушкетера». Съемки фильма велись летом во Львове и Одессе и были похожи на один сплошной сабантуй. Знай Лариса о том, что творится на тех съемках, она бы сто раз подумала, прежде чем отпускать туда своего мужа. (Сама она тем летом снималась в фильме «Поздние встречи» с Алексеем Баталовым.)

Вспоминает Михаил Боярский: «Мы были молоды, азартны, у нас были миллионы баб, шпаги, кони! В кадре потребляли только натуральные продукты: вино так вино, окорок так окорок! А когда пытались заменить все это реквизитом, мы обращались к системе Станиславского: не можем, мол, не выходит…

И с женщинами все было в порядке, потому что массовка большая. В одном автобусе – те, кого отобрал помреж, а в другом – те, кого отобрали мы. Он не мог понять – что это за женщины? Откуда такие полные автобусы? Да можно было просто на улице подойти и сказать: «Девушка, не хотите ли сняться? В кринолине, с причесочкой…» И она была счастлива, и мы получали удовольствие…

Мы тогда создали свое собственное государство, свои законы. Деньги у нас были в одном ящике, кто рубль клал, кто три, у кого что имелось. Спали в одном номере. То есть у каждого, конечно, был свой номер, но спали в одном. И не одни. Мы смотрели любые запрещенные фильмы и даже эротику – у нас стоял не какой-нибудь видеомагнитофон, а огромная кинопередвижка, экраном служил потолок. А фильмы привозили ребята из милиции. Они конфисковывали эти ленты, а мы с ними дружили. Девчонки приходили толпами – кто с пивом, кто с водкой. Кто уже с наколкой, как у миледи, – лилией. Лилия на заднице, лилия на груди, лилия на плече… Они все тоже были заражены музыкой Дунаевского, этой вакханалией. Утром на съемку – в автобус, за город, потом – костры, колбаса на шпагах, вино… Жизнь была такая бурная и радостная! Меня любили, и мне изменяли, я ползал по балконам, спускался на веревках, тонул и спасал, был бит и сам бил. Горел автобус, и мы его тушили…

Ничто не делалось в одиночку, никто не имел права ухаживать за женщиной один – только вчетвером. Познакомь. Представь. Деньги отдай. Вместе ухаживаем за ней. Вместе угощаем. Вместе провожаем. Четыре девушки – хорошо. Двадцать четыре – еще лучше…»