Как ломали замок границы

Свозили его и на авианосец «Джон Кеннеди», не скрывая ничего, вплоть до корабельного карцера, где сидели нарушители тамошних уставов. Сравнение снова оказалось не в пользу дальневосточных штрафников. Но больше всего офицера впечатлило зрелище взлёта-посадки самолётов, и он заметил, что никогда не видел «столь согласованных и профессиональных действий технического состава, без чьих-либо приказаний и без того, чтобы кто-то на них орал». По этой причине даже уклонился от ночёвки в каюте и провёл ночь прямо на палубе, наблюдая за ночными полётами. Ему казалось, что увиденное днём было подстроено специально для него, но к утру пришёл к выводу, что затевать такое шоу на целые сутки было бы слишком хлопотно. Тогда напрашивался вывод, что на занятиях по технике и вооружению иностранных армий и флотов политруки лгали и напрасно высмеивали американские авианосцы.

Без дела в Америке ему сидеть не пришлось — читал лекции в военных вузах, консультировал авиастроительные компании, даже в рекламе снимался. Потом занялся бизнесом. Наладилась и личная жизнь: женился снова, родилось трое детей… В интервью говорит, что ни о чём не жалеет.

Так ли это на самом деле — не нам судить. А вот его российская супруга Людмила вспоминает не без грусти:

— Пять лет мы прожили душа в душу, у нас рос сын. Теперь он уже давно взрослый. Когда спрашивал об отце, я от него ничего не скрывала, но всегда говорила, что его папа был лучшим на свете.

Юрий Ветохин

Слава Курилов, как мы помним, бежал в декабре 1974-го с круизного лайнера «Советский Союз», во время путешествия «из зимы в лето». Юрий Ветохин сделал это пять лет спустя, в сентябре 1979-го, с теплохода «Ильич», который тоже катал туристов из зимы Владивостока в экваториальное лето.

Перед этим у Юрия были две неудачи и потом девять лет «лечения» от подобных попыток. В 1963-м стартовал ночью, во время шторма, дождя и тумана, с батумского пляжа. Но до Турции так и не доплыл — помешало встречное течение. Под утро повернул назад и вышел на берег в Поти. Человека без одежды, который к тому же плохо ориентировался в здешней географии, тут же забрала милиция, а послушав рассказ насчёт заплыва из Батуми, до которого 60 километров, передала в КГБ. Ветохин упорно выдавал себя за спортсмена и все обвинения отрицал. Серьёзных улик не нашлось, и пловца пришлось отпустить.

Через четыре года Юрий Александрович повторил заплыв, прихватив на этот раз и надувную лодку. Отплыл километров десять от крымского берега, лодку надул — и вперёд, к турецкому берегу… А навстречу — наш военный корабль. На этот раз беглецу припомнили всё и упрятали в Днепропетровскую специальную психиатрическую больницу (СПБ) до наступления выздоровления. Только вместо СПБ в послевоенные годы говорили ТПБ — тюремная, а потом этого слова стали стесняться. Но суть осталась та же. Только заключение бессрочное, до конца или «болезни», или пациента.

Эту больницу Ветохин в своих воспоминаниях «Склонен к побегу» для краткости называет концлагерем, потому что цена человеческой жизни и тут, и там была одинакова. Ведь в такие специфические места персонал часто подтягивается по призванию, любители мучить людей. Все слышали о нацистских врачах-садистах, но о наших отечественных знают в основном те, кто попадал в их руки. Свидетельств много, но единомышленники мучителей требуют: «А где документы? Докажите!» Теперь есть и документы. Недавно в психбольнице Днепра (так теперь называют украинцы бывший Днепропетровск) комиссия украинского минздрава нашла свидетельства карательной психиатрии времён СССР. (В частности, в секретном архиве обнаружены медицинская карточка и письма правозащитника Леонида Плюща. Активная международная поддержка заставила власти отпустить его за рубеж, и когда самолет приземлился в Париже, Плюща вынесли на носилках. Он не мог ни идти, ни разговаривать). Документы помогут ответить на много вопросов: кого сюда направляли, какие диагнозы им ставили? В каких условиях они находились, как их «лечили» и пытали?

Ветохин попал в специальное отделение, которым в те времена заведовала некая Нина Бочковская. Она хорошо знала, как сделать жизнь пациентов невыносимой. Под её опекой Ветохин прошёл полный курс нейролептиков плюс всего остального, что могло сломать любого. «Ну что, вы всё ещё против советской власти?» — спрашивала она после очередных пыток медикаментами.

— Мне вводили лекарства, и я думал, что не выживу, загнусь от сердечных приступов и постоянных обмороков. Врач положила меня в надзорную палату к сумасшедшим-хроникам и назначила галоперидол, превратив в лежачего больного, — рассказывал Юрий Александрович.