Подобная двойственность человека заметна также и в иудео-христианском единобожии. Доказательством этого служит тот факт, что в Книги Бытия человек создаётся в тот же «день», что и другие земные животные, но при этом «позже» их. При этом истолкования подобному факту даются весьма различные. С одной стороны, предпочтение, отданное человечеству при его создании Совершенно Другим, которым является Яхве, свидетельствует о гораздо более существенном разрыве между человеком и «природой». С другой стороны, библейское повествование, признавая особенность человека, одновременно решительно выступает против проистекающей отсюда его самостоятельности — против свободы,
которая порождается сознанием сознаний, посредством которого человек утверждает себя как культурное существо, заключая его в пределы, подразумеваемые утверждением единственного бога-творца, решительно отличного от мира.В отношении первого утверждения всё ясно. Христианство извлекло из него самые крайние уроки. Разрыв
между человеком и «природой» распространился на всё, что воспринималось как «естественное» внутри самого человека: тело по отношению к душе, физиологию, сексуальность, инстинктивные порывы и т. д. Отсюда враждебность, которую христианство столь долго проявляло по отношению к женщине, которая наделялась большей степенью «животности», чем мужчина; говорилось, что она более подвержена «чувствам» и «страстям», то есть непосредственным порывам, связанным с проявлениями физиса. Отсюда также и средневековое осуждение libidosciendiи преследование людей, подозреваемых в большем интересе к harmoniamundi, к «естественной» жизни мира, чем к трансценденции божественного логоса. (Даже христианские философы, такие как Альберт Великий и Роджер Бэкон, не избежали подобных обвинений). Отсюда же, наконец, и та ярость, с которой христианские писатели боролись против «биологизма», сравнимая с яростью марксистов.[24] Даже в иудаизме, который в этом отношении сильно отстаёт от христианства, обнаруживается довольно сходная тенденция отождествлять в человеке то, что «связывает» его с «природой», co склонностью к злу, а то, что его от «природы» «избавляет», со склонностью к добру (восточная церковь видит цель человека как раз в преодолении этого гибельного разрыва, став богов по причастию, человек должен через себя обожествить космос). Таким образом Яхве становится антитезой «природных» порывов, и отнюдь не случайно то, что, как указывают Джози Айзенберг и Арман Абекасси (A Biblel ouverte, op. cit., p. 227), в иврите одними и теми же буквами передаётся инстинкт (yetser) и Бог как «образователь» (yotser).При этом, в противоположность тому, что пишет Мишель Ле Бри, спор между многобожием и единобожием не является с данной точки зрения «древним противостоянием интеллекта и чувства» (Le Nouvel Observateur, 15 septembre 1980). Речь не идёт о выборе
чувства в ущерб интеллекту или природы в ущерб истории или культуре, либо же об обращении от отца «небесных» миров к какой бы то ни было «женской» защите, к какой бы то ни было власти матери-земли. Язычество, о котором мы говорим, занимается совсем другой проблематикой. Оно не делает выбора, противоположного выбору иудео-христианства. Оно отвергает этот выбор. Речь идёт о противостоянии системы, провозглашающей принцип неразделимости — не означающей тождественности — природы и культуры, интеллекта и чувства, и иудео-христианской системы, провозглашающей принцип их разделимости (который Ле Бри рассматривает как «величайшую катастрофу мысли») и основывающейся на этой двойственности.Второе утверждение основывается на отношении человека к Богу в теологии творения. По отношению к Яхве человек является всего лишь тварью,
таким образом, его условия существования зависят полностью от того, кто его создал. Поскольку только Бог имеет абсолютную ценность, всё, что не есть Бог, имеет ценность только лишь относительную. Быть сотворенным — значит существовать не собой, а кем-то иным. Это значит, испытывать постоянную нехватку себя, быть неполным. Это значит, не быть самодостаточным, быть зависимым — решительно замыкать свой экзистенциальный статус внутри этой зависимости. Таким образом, творение не провозглашает самостоятельности человека. Оно ограничивает её и тем самым, на наш взгляд, её отменяет.