Как мужик ведьму подкараулил. Народные рассказы и сказки о нечистой силе

ХОРОШИЙ, степенный и умный был мужик Тихон Сосипатрович. Деревенское общество много раз выбирало его в сельские старосты, но он всякий раз отказывался от этой чести.

— Ослободите, православные! — говаривал мужик. — Выберите другого. Ежели я приму на себя такой чин, то мне придется с добрыми людьми ссориться, браниться и в грех вступать, а я этого не желаю, мне охота с вами в мире пожить.

Ну, прошение его и уважат, потому — первый человек в обществе, а главное, человек больно нужный: всякого он из нужды выручит, хлеба даст и деньгами ссудит и никогда тебе не напомнит, ждет, пока сам не вернешь.

Был он человек бездетный, жил с одной женой Маврою. Хотя оба и в летах, но здоровые, работать злые[81] и всего у них было много. Справные люди, жили хорошо. Каждое воскресенье и праздник в церковь ходили, нищую братию оделяли.

Одним только Тихон Сосипатров пренебрегал: лет пять не справлял именины овинника.

— Самое пустое это дело, — говорил Тихон. — Разве есть какие овинные?

Ну, тот и дал о себе вестку.

Сняли они хлеба, насадили сушить овин на ночь, а чтобы утром, на зорьке, обмолотить. Насадил Тихон овин, потушил огонь и пошел домой, чтобы отдохнуть на печке. Только он лег, не успел глаза сомкнуть, как слышит крик:

— У Тихона Сосипатрова овин горит!

Соскочил с печи, вон из избы. Бежит на гумно, а овин так и полыхает. Народ сбежался, стройку растаскали, а хлеб, рожь, до последнего зерна испепелились.

— Экое несчастье! — говорил народ. — Все погорело!

Тихон живо изладил заново овин, опять снопов насадил, а сам по дворам пошел. Не успел на печь залезть, как на поле кричат:

— Овин Тихонов горит, овин горит!

Дотла и другой овин сгорел, ровно корова языком слизнула.

Поставил третий овин — такая же участь и этот постигла.

Тихон с хозяйкой советоваться: как быть, что делать? Мавра баба разумная, посоветовала к попу сходить: он наставит уму-разуму.

Точно, батюшка, покойник, царство ему небесное, наученье такое сделал:

— Построишь новый овин, — сказал, — станешь сушить хлеб — и покарауль. Это, по моему мнению, овинный бедокурит, озорничает нечистый.

Тихон за наученье сунул в руку батюшке и исполнил, что тот ему приказал. Построил новый овин, ночью высушил снопы, огонь в полазе потушил, взял кол и сел за пеледу[82]; поджидает, не покажется ли где овинный с огнем.

Недолго пришлось ждать. Смотрит, идет гумном сосед его Иван, идет спешно и по сторонам озирается; подошел к овину, выхватил из-под застрехи пучок соломы, чиркнул спичкой и стал зажигать.

Тихон Сосипатров выкатился из-за пеледы да как хватит колом соседа! Тот — дралка[83]; Тихон с колом за ним бежит да сыплет[84]. Сшиб с ног Ивана, а сам знай накладывает да приговаривает:

— Так-то по соседски-то поступаете? — шумит.

— Четвертый овин удумал спалить?

А Иван, вместо того, чтобы скорее повинную принести и замиренья просить, все матерком, матерком Тихона-то! Ну, тот, известно, в сердца вошел, пуще колом насаживает.

"Оставить на малое время — думает, — будет с него?" А Иван опять бранит, растравляет Тихона-то. Даст себе передышку Сосипатров и еще угощает доброго соседа. Бил он соседа, бил, инда сам весь изнемог.

Иван перестал браниться, лежит и уже не дышит. Тихон нагнулся к нему, погадал, не притворился ли.

Где! Весь дух вышиб, кончину принял от кола-то!

Тихон домой, бабу зовет:

— Пойдем-ка поскорее, тело убрать.

По дороге к овину Тихон говорит:

— Ведь я соседа убил. Иван овин пытался поджечь, а я подкараулил и колом попотчевал. Надо подальше куда его оттащить.

Прибежали к тому месту, где убитый лежал, а его уж нет.

— Ах, грех какой! — вскрикнул Тихон. — Знать, уполз. Беда теперь моей головушке, на каторжные работы сошлют...

Вернулись — до утра не спали. Пойдет ли уж тут сон, когда эдакое страшное дело стряслось!

Утрочку Сосипатров вышел на улицу, чтобы узнать стороною про соседа, гребтится[85] на сердце-то, боится за свой грех. Глядь, а сосед Иван навстречу.

— Здорово, Тихон Сосипатрыч, — говорит Иван.

— А я, было, к тебе.

— Просим милости, — отвечает Тихон, — пойдем в избу.

И глядит на соседа: ни в чем невредим, стоит перед ним Иван, смотрит на него приветно, доброжелательно.

— Ничего, здесь перетолкуем, — говорит сосед. — Все ли у тебя благополучно, Тихон Сосипатрович?

— А ще? — спрашивает Тихон, а сам пытливо глядит на Ивана.

— Да хозяйка моя ночью во двор выбежала, — сказывает Иван, — так слышала, как на твоем гумне кто-то стонал и на столбу у овина дубиной стучал. Хотел я досмотреть, да, правду сказать, позабоялся: не овинный ли, мол, зубы на кого точит?

Полегче вздохнул Тихон Сосипатрович, отлегло от сердца-то.

— Кажись, у меня все слава Богу, благополучно, — отвечает сосед. — Позапоздал я сегодня, надо торопиться овин обмолачивать.

— Ступай с Богом, — сказал сосед Иван. — Я об этом и хотел тебе доложиться.

Но только Тихон и рассказывает своей хозяйке: