Как мы бомбили Америку

– А что, мясо, шерсть. Сыр можно делать. Можно управляющего нанять. Хорошая инвестиция.

– Не знаю, нестабильно как-то. Передохнут еще…

– А ты бы что сделал?

– Ну… – я сплюнул. – Прогулял бы сразу штуки две, две-три родителям, а остальное… остальное дал бы хорошему режиссеру на фильм.

– На пять штук фильм не снимешь.

– Ну, можно снять короткометражку и попасть в Канны.

– Короче, ты бы все деньги проебал, – Юкка сплюнул.

– Почему проебал?

– Потому что все бы отдал и ничего бы не получил.

– Как ничего? – обозлился я. – А фильм?

– Да кому нужен короткий фильм?! Кто его будет смотреть?!

Я задумался.

– Плохая инвестиция, – добил меня Юкка.

Дорога пошла резко в гору, мы насупились и преодолели подъем молча.

– Нормальная инвестиция. Вклад в ноосферу.

– Во что?

Мы остановились отдышаться. Вокруг расстилались холмы, засаженные елками, предназначенными для Рождества. Елки были еще маленькие, но через пару лет они подрастут, их срубят, и они украсят миллионы домов. Станут волшебными феями праздника, чтобы спустя неделю оказаться на помойке. Рождественские елки словно камикадзе. Всю жизнь их готовят к великой миссии, Светлому дню, где им суждено сыграть ключевую роль. Горят свечи, хлопают пробки. Радость и счастье царят кругом. Но настанет утро, и все вернется на прежние места. Как американские моряки сметали за борт горящие истребители японских смертников, которым так и не удавалось протаранить многометровой толщины палубы, так хозяева домов выбросят елки за дверь, предварительно сняв с них украшения, словно лишив наград перед казнью.

– Ноосфера – это облака энергии вокруг нас, которые пополняются произведениями искусства и добрыми делами. Вернадский придумал.

– Который цирк открыл?

– Почему цирк?

– Цирк на проспекте Вернадского?

– Нет, он был ученым, цирк тут ни при чем.

– Как фильм может стать энергией?

– Все вещи и поступки имеют как бы двойников в нематериальном мире. Искусство порождает самых сильных двойников.

– Сань, ты знаешь, я в такие вещи не верю. С энергии денег не срубишь. Получается, ты их все-таки проебал.

– А по-моему, инвестировать в вечность надежнее, чем в стадо овец.

Мы взвалили сумки на плечи и двинули с горы. Вскоре нас подхватил какой-то мужик в рабочем комбинезоне. Девчонки, держащие сигареты на отлете, и добропорядочные фермеры с лицами пациентов психиатрических клиник ехали мимо. Нас подвозили только работяги. Мы сидели на занозливых досках. На кучах навоза. Рядом с гусями и курами. Жали мозолистые руки. Раз за разом повторяли свою историю. Кивали в такт то кантри, то року, то диско, звучащим из автомобильных приемников. Водители рассказывали, что автостоп вышел из моды лет двадцать тому назад. Раньше достаточно было поднять руку, и выстраивалась очередь из машин. Теперь народ напуган. Много преступлений, да и времена изменились. Один лихой дядька резко повернул руль, и я вывалился из кузова на полном ходу. Я свалился в грязь придорожной канавы. Мордой в желтую жижу. Обошлось без переломов. Только коленка немного побаливала. Поднявшись, я увидел железный штырь, торчащий в нескольких сантиметрах от места, где в грязи отпечаталась моя физиономия. Грузовичок дал задний ход.

– Извини, старик! Держись крепче! – крикнул водила. Я забрался в кузов. Мой оранжевый комбинезон, и раньше не отличавшийся чистотой, выглядел теперь совсем жалко. Юкка протер мне лицо.

– Как камуфляж.

Мы и впрямь стали походить на партизан. Если мы не ехали, то шли по холмам, прислушиваясь к звуку моторов. Словно панфиловцы, поджидавшие фашистские танки. Чем больше будет танков, то есть машин, тем лучше. Мы со всеми справимся. Дорога пошла лесом, мы остановились передохнуть. Юкка решил прогуляться.

– Смотри! – крикнул он, присев на корточки. Я подошел, прихрамывая. Юкка рассматривал огромную кучу дымящегося дерьма, ковыряя в нем палочкой.

– Насрал кто-то ОЧЕНЬ большой… И насрал недавно… – сказал Юкка и многозначительно посмотрел на меня. Я со страхом оглядел дебри, темнеющие вокруг. Оттуда доносился гвалт из птичьих криков, треска кузнечиков и других звуков, принадлежность которых была для нас тайной.

– П-пойдем отсюда, – предложил я.

Хромоту как рукой сняло. Мы подхватили сумки и, оглядываясь, дали стрекача. Не то чтобы мы бежали, но поднажали, как чемпионы по ходьбе, ожидая, что из леса вот-вот выскочит чудовище с хорошим пищеварением и кинется вдогонку.

В гору. С горы. В гору. С горы. Мы шли к океану. «Три раза, не моя зараза. Не папина, не мамина, а чужого дядина», – твердил я детское заклинание, плюя через левое плечо, завидев мертвых зверьков. Их было множество, моя голова была фактически постоянно повернута через левое плечо, а слюны едва хватало.

Господь здесь