Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

Сумел убедить издателя вложиться в твою книгу, сумел завоевать читателя, заинтересовать режиссера, продюсера, литературного агента – молодец, нет – сам виноват. Это немножко жестоко, но справедливо. И разве не об этом мечтали поколения русских писателей? Как там было у Булгакова, в его святочном рассказе «Воспоминание», где Ленин выводит любезную поэту формулу:

– Пусть сидит веки вечные в комнате и пишет там стихи про звезды и тому подобную чепуху. И позвать ко мне этого каналью в барашковой шапке.

Только вот собрались мы третьего дня с писателями, лауреатами российско-итальянской премии «Москва-Пенне», в каминном зале ресторана Дома литераторов, и потекли воспоминания про колысь. Как раньше в этот дом приходили одни только члены Союза, как обмывали свои книги, а в самом каминном зале находился большой партком, и тут вершились в прямом смысле этого слова писательские судьбы. Лет двадцать или даже десять тому назад ничего, кроме ненависти к этому парткому и радости от того, что его больше нет, у меня бы не было, а сейчас я сидел, слушал, как хотели, например, исключить из КПСС убежденного монархиста Солоухина, но за него вступилась «русская партия» в ЦК, и думал, блин, как это было круто. Монархист, член КПСС, русская партия, мой глупый земляк Солоухин зовет вас в лес соленые рыжики собирать, да плюньте вы ему в его соленые рыжики, лучше займемся икотой… Где все это?

Советская литература, равно как и литература Серебряного века, сумела создать миф. Твардовский, Кочетов, бодался теленок с дубом, соцреализм, шестидесятники, «Метрополь», самиздат, тамиздат… Эту историю интересно изучать (менее интересно в ней жить), о ее героях любопытно писать и читать книги, дискутировать, искать архивные тайны, читать разнообразные мемуары, письма, дневники, а вызовет ли такой же интерес наше время? Притом что есть хорошие писатели, есть замечательные романы, но вокруг них нет легенды, интриги. Ее пытаются иногда создать искусственно, но фальшь становится сразу видна, старые приемы приедаются, и когда какая-то свежая мифология вдруг прорывается, это и ошарашивает, и радует.

Так, в уходящем году после того, как премию «Ясная Поляна» получил Сергей Самсонов за роман о Донбассе, ко мне после церемонии вручения подошла одна дама и сказала со значительным видом:

– Ну понятно. Оттуда спустили указание.

– Откуда? – не понял я.

– Из Администрации Президента.

Поскольку я сам член жюри этой премии и на моих глазах происходило обсуждение длинного, а потом короткого списка, я мог ее легко опровергнуть, но подумал – зачем? Пусть хоть так, это ж прикольно. Администрация Президента, которой заниматься, наверное, больше нечем, читает романы, интригует, лоббирует, уговаривает внука Михаила Александровича Шолохова вручить победителю премию. Миф, однако…

Шамиль Идиатуллин Про здесь и сейчас и смысл литературы

Я удачливый писатель: у меня есть некоторая известность, пара премий, внимательные издатели и, главное, читатели, образующие, может, не самый многочисленный, но очень умный, умелый и качественный отряд.

Я счастливый читатель: мне доступен почти любой текст, в каком бы году и на каком бы языке он ни был издан.

Я благодарный представитель российской литературы, великой, могучей и не слишком удачливой. Для большинства книга превратилась из лучшего подарка, украшения интерьера и ежедневного утешителя в пылесборник и пережиток советского прошлого, которому место в лучшем случае на даче, а в основном – на подъездном подоконнике, авось кто подберет (к счастью, пока еще подбирают). Произвольно выбранный актер, рэпер или блогер популярней, влиятельней и богаче самого маститого писателя. Литературные страницы и рубрики истреблены как класс в большинстве традиционных СМИ и телеканалов.

Тираж в 2 тысячи экземпляров стал стандартным и зачастую не выкупается почти 200 миллионами, если считать с СНГ и диаспорой, потенциальных читателей. При этом, как правило, современная российская литература составляет малую долю рациона среднего отечественного читателя, а читателю зарубежному совсем незаметна.