Человек из министерства. На самом деле он не стал доедать. Корзинка сладкая. С малиной. Почти нетронутая осталась.
Ленин. Как нам это понимать, товарищ?
Человек из министерства. Ладно. Проясню. Я могу быть уверен, что все, здесь сказанное, здесь же и погибнет?
Валентина. Зачем такие слова…
Сталин. Погибнет.
Человек из министерства. Министр культуры подошёл к президенту. Тот был расстроен.
Сталин. Ну же!.. Простите.
Человек из министерства. Это нехорошо, сказал президент, что ваш герой умирает. Не надо смерти.
Сталин. А что же надо?
Человек из министерства. Да, вот именно так, не жалея себя, спросил министр.
Сталин. И?
Человек из министерства. Рождение надо.
Берия. Что, вот прямо с акушерками, в роддоме? Маленького Ста…
Сталин. Шутки, Лаврентий, оставь для лучших времён.
Человек из министерства
Хрущёв. Господи…
Человек из министерства. Я вам завидую, честно говоря.
Сталин. Что?
Человек из министерства. Потому что президент обычно молчит. Или так говорит, что надо догадываться, голову ломать. А ради вас он столько слов сказал, и все понятно. Все министры позавидовали нашему министру.
Сталин. Что он ещё сказал? Очень прошу, не надо больше пауз. У моих артистов больные сердца.
Валентина. У Вольдемара Аркадьевича тоже…
Сталин. Не обо мне речь.
Человек из министерства
Сталин. Ну а он?
Хрущёв. Господи, а он?
Человек из министерства. Долго молчал.
Сталин. А потом?
Человек из министерства. Потом высморкался.
Сталин. Ну а потом?
Человек из министерства. У человека, сказал он, не случайно есть два глаза. Не случайно два, а не один.
Сталин. Все-таки решили довести артистов до сердечного приступа?
Человек из министерства. Потому одним глазом надо видеть тирана и палача, а другим — великого строителя государства. Министр спросил… Ей-богу, поставьте свечку за его здоровье, так он за вас сегодня сражался!
Сталин. Поставим! Все поставим! Умоляю — дальше!..
Человек из министерства. Министр спросил: значит, следует воспринимать Сталина как палача-героя? Президент снова высморкался. Тогда министр подытожил… Знаете, я сейчас рассказываю, и сам не верю… Наш министр человек героического склада, вот что я вам скажу. Он подытожил — значит, общественный консенсус будем налаживать на таких основаниях: тиран-строитель и палач-герой? И президент выразительно посмотрел на него. Обоими глазами, Вольдемар Аркадьевич. Обоими глазами.
Берия. Если следовать правилам конспирации, надо сжечь и новую телеграмму из министерства. Ту, которая повелевает сжечь прежнюю.
Ленин. Зачем?
Берия. Иначе будет косвенная улитка одобрения…
Сталин. Что несёшь! Какая улитка одобрения?
Берия. Я сказал: косвенная улика, подтверждающая, что министр первоначально одобрил то, что потом не одобрил президент.
Сталин. Лизоблюд ты, Лаврентий… Сжигай.
Сталин. Странно пахнут сожжённые министерские телеграммы… Печально как-то пахнут…
Валентина
Сталин. Рождение, значит… И юмора чтоб ни-ни… В Кремле смерти нет, конечно… И смешного там ничего нет, как мы могли подумать… А премьера через три недели.
Валентина. А давайте ничего менять не станем?
Сталин. А мы и не станем. Мы просто сократим.
Ленин. Да там есть что сокращать! Мысль надо довести до кристальной ясности, а потом уже выходить с ней к публике.
Берия. Честно говоря, мне внутри этой иронии некомфортно. Я вообще не понимаю — над чем мы смеёмся?
Хрущёв. Моё недоумение более глобально: я не пойму, зачем мы смеёмся.
Сталин
Валентина. Записать?
Сталин. Не надо суеты. Просто запомни.