- Значит, отдохнуть приехали. Это хорошо... Отдохнем, - потирая ручищи, радостно говорил Батурин, прохаживаясь по кабинету.
- Погоди радоваться! Ты сперва расскажи, как сенокос идет? - остановил его жестом Володя.
- Владимир Васильевич! - всплеснул руками Батурин. - Это мы всегда пожалуйста. У нас - не у гордеевских постников... У нас работа из рук не валится. Мы на шефах не едем. Да вот они, сводки! - он подошел к столу, раскрыл папку. - Вот, смотри!
Несколько минут они проглядывали сводки и ведомости: сколько скошено, да застоговано, да запрессовано; стучали на счетах, на бумаге прикидывали - когда кончат, сколько сена сдадут... Обычные сельские заботы да хлопоты.
Потом пришел механик Рыжов. Он был под стать самому Батурину: плечи руками не обхватишь, улыбка во весь рот, зубы один к одному, что твой кукурузный початок. Под мышкой он нес две буханки черного хлеба.
- Наказал Кутузову? - спросил его Батурин.
- Наказал, - ответил тот от порога. - Хоть сейчас, говорит, приходите.
- А хлеб зачем? У него что, хлеба не хватает?
- Это жена мне наказала. Я думаю: дай-ка сейчас прихвачу. Не то загуляемся - позабудем.
- О! Одной рукой передок "Москвича" подымает, а бабы своей боится, засмеялся Батурин, обращаясь к нам.
- В наше время кого ж еще бояться? - смеялся и Рыжов, здороваясь с нами.
Зазвонил телефон. Батурин с досадой поглядел на него, потом вопросительно на нас: брать, мол, трубку или рукой махнуть? Но Володя уклончиво молчал, а телефон все трещал и трещал. Батурин тяжко вздохнул, как бык, и покорно снял трубку.
- Тебя, Владимир Васильевич, - сказал он, зажимая конец трубки и отводя ее от лица. - Что сказать?
- Кто спрашивает?
- Настя.
- Давай сюда! - Гладких взял трубку и с минуту молча слушал. Потом сказал: - Хорошо, сейчас приеду.
- Что там загорелось? - чуть не со слезой во взоре спросил Батурин. Вот бестолковый народ! Отдохнуть человеку не дают.
- Кузовков приехал. В приемной ждет, - ответил Гладких, кладя трубку.
- Чего еще надо этому шаромыжнику? Всю жизнь на иждивении. Захребетник несчастный, кислый подворник! - шумно возмущался Батурин.
- Чего ему надо? - переспросил Гладких. - Да все то же самое - людей. Шефы, наверное, разбежались с сенокоса. Ну, ладно, я поехал.
- Да как же так, Владимир Васильевич? - Батурин ринулся к дверям за Володей. - Мы все заказали, приготовили. А ты от ворот поворот? Зачем обижаешь?
- Хорошо, я приеду, - отозвался тот. - Вы где будете?
- В углу на Мотках... Возле самой реки. Ну там, где стол выкопан.
- Хорошо, я вас найду. А Семена Семеновича сразу Пришлю. Куда его?
- Семена Бородина! - обрадовался Батурин. - Семена давай прямо к Кутузову. Мы его там подождем.
Мы вышли втроем из правления: Батурин, Рыжов и я. "Волги" все еще не было.
- Пройдем пешком, - сказал Батурин. - Кутузов живет недалеко.
- Громкая у него фамилия, - заметил я.
- Какая фамилия! - удивился Батурин. - Кривой он, потому и прозвали Кутузовым. Пошли.
- Может, в магазин завернем, прихватим чего-нибудь, - предложил я.
- Еще чего! - отрезал Батурин. - Он сыроваром работает на молзаводе. У него только черта рогатого нет. И то потому, что эта скотина не держится на молзаводе. Не то бы он и черта рогатого спер.
Механик так и покатывается. Буханки черного хлеба он запер в столе Батурина. "Вечером загляну, - говорит, - прихвачу". А Батурин ему: "Смотри, вместо хлеба счеты не упри".
Кутузов нас встретил возле своего палисадника.
- Иван Павлович! Николай Федорович! - бросился он навстречу, словно родных братьев увидел. - Все уже готово. Только вас и ждем.
- Сейчас мы пробу сымем, - сказал Батурин, проходя мимо Кутузова в калитку. - Не переперчил?
Механик опять захохотал, а Кутузов в некоторой растерянности остановился передо мной: что это, мол, за птица? Откуда? На всякий случай подал мне широкую и жесткую, как лопата, ладонь:
- Михаил Кузьмич.
Я представился в свою очередь. Кутузов все поглядывал настороженно: лицо у него припухлое, красное, с мелкими бисеринками пота на лбу и на подбородке, словно он только из бани выскочил. И на этом красном лице резким пятном выделялся белый невидящий зрак.
- Извиняюсь, вы из области? - спросил он, пропуская меня в калитку.
- Хватай дальше - из Москвы! - крикнул Батурин с крыльца. - Главный ревизор по сыроварням.
Механик засмеялся.
- Пошли, пошли! - подгонял нас Батурин. - А то квас прокиснет.
На веранде был накрыт стол: в центре стола три поллитры водки, по краю тарелки с сыром, со свиным салом да с забеленной окрошкой. Хозяйка, маленькая, кругленькая, в белом фартучке, с таким же красным и потным, как у хозяина, лицом, суетливо расставляла стулья и приглашала к столу. На веранде было жарко, как в парной.
- А где шайки? Где березовые веники? - спросил Батурин.
Хозяева остановились, растерянно глядя то на стол, то на Батурина.
- Я спрашиваю: париться нас пригласили или отдыхать? Если париться, то ставь шайки с горячей водой, а если отдыхать - растворяй окна!
Механик засмеялся, а Кутузов, виновато улыбаясь, возразил:
- Нельзя, Иван Павлович... Окна у нас того... одна видимость только. Они обманные, не открываются.