Для юных, решительных, для сильных и думающих, для всех, кто хочет реализоваться, для всех, кто готов претерпеть боль и унижения ради достижения цели, для всех, кому неведом страх.
Я сразу интуитивно понял, что нашёл верный способ рассказывания.
Я описывал только события, произошедшие с героем, – а рефлексии прятал в подтекст; точно так же, как это делали мои любимые братья Стругацкие.
Описывая действия, вы всегда оказываетесь в выигрыше.
Описывая переживания и рефлексии, вы всегда рискуете вызвать у читателя скуку.
Роман назывался «Безнаказанный». С таким названием в начале 2005 года я снова отнёс рукопись издателю Котомину и снова получил отказ в публикации.
Но мне уже было всё равно: я знал, что прав; я точно понимал, что нашёл и свой язык, и свою интонацию, и свой способ подачи.
В последний момент я изменил название книги на «Сажайте, и вырастет» и в 2005 году напечатал роман за свой счёт.
Тысяча экземпляров обошлась мне в пять тысяч долларов.
Один экземпляр я послал по почте знаменитому литературному критику Льву Данилкину.
Он опубликовал в журнале «Афиша» хвалебную рецензию; после чего со мной немедленно заключили договор, купили книгу, купили права на экранизацию, купили перевод на английский язык, продвинули в короткий список шумной и модной премии «Национальный бестселлер».
С тех пор прошло двенадцать лет.
Я написал и издал полтора десятка книг.
Меня всегда поддерживает внутренняя работа, проделанная в ранней юности, в момент начала периода запойного чтения.
Я считаю, что самый благодарный, жадный и активный читатель – это двенадцатилетний юноша или девушка.
Молодые, юные – и есть главные потребители, пожиратели литературы.
Вкусы, пристрастия, предпочтения формируются очень рано, а сохраняются на всю жизнь.
Иногда и шестидесятилетний человек с удовольствием перечитает книгу, которая понравилась ему в юношестве.
Я помню, что литература определённого качества меня очень возбуждала, я не мог уснуть, я дрожал от волнения, я смаковал.
Широко известно, например, особенное удовольствие, когда читатель пробует на ощупь, много ли осталось до конца книги, и радуется, видя, что впереди ещё сотня страниц; такого редкого fun не бывает в других искусствах.
Сейчас я точно знаю, что литература может давать три удовольствия: мысль, чувство и энергию.
Литература, сделанная «из ума», ради трансляции мысли, – всегда в меньшинстве. Умные писатели пользуются спросом у ограниченного числа любителей; каждый умный писатель тяготеет к философии. Таков, например, современный нам Пелевин: крупный писатель, дрейфующий из литературы в философию, из искусства в науку.
Другой известнейший автор, работающий «из ума», – Пинчон.
Иногда писателей, работающих от интеллектуального начала, можно опознать по обилию извилистых метафор: почему-то считается, что сложная метафорика является признаком мастерства. Хотя мне всегда казалось, что уподобить можно всё, что угодно, всему, чему угодно, и создание метафор есть не более чем интеллектуальное упражнение.
И когда я вспоминаю, например, одну из метафор Лимонова: «она взвыла, как прижжённая сигаретой обезьяна» – я смеюсь: ну где у Лимонова была возможность прижечь сигаретой обезьяну?
Большинство сильных писателей сочетают сильную мысль с сильным чувством.
Таковы Толстой и Достоевский, короли мирового романа.
Таковы Набоков и предшествовавший ему и родственный Пруст: внимательные фиксаторы эмоциональных переживаний.
Но совсем немногие умеют гнать через текст нервную силу, претензию, сырой протест, яростную лаву гнева.
Я на стороне этих, третьих, последних.
Это умеет Лимонов, это умеют Хантер Томпсон и Буковски.
Я бы тоже хотел это уметь.
Передача энергии через текст стала моей идеей фикс.
Форма же передачи должна быть максимально простой. Чем проще, тем лучше. В идеале – телеграфный стиль, Шервуд Андерсон и Хемингуэй. Мне кажется, старый добрый телеграф не только не изжил себя, но в будущем будет только процветать. И кстати, пионером телеграфного стиля – неслыханной простоты – был вовсе не Андерсон, а Пушкин, и зачин «Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова» есть прекрасный образчик телеграфного стиля.
Физика утверждает, что электрический ток всегда течёт по поверхности проводника; так же и нервный ток течёт не в глубине, но по поверхности повествования; главное – убрать препятствия.
Впоследствии я познакомился с издателем Михаилом Котоминым; и он однажды сказал мне, что литература – очень старое и консервативное искусство; в нём почти невозможно придумать что-то принципиально новое.
Действительно: писатель заперт, как в тюрьме, внутри своего языка и своего материала.
Чтобы его прочитали, он должен изложить историю по правилам, придуманным раз и навсегда. Правила нельзя ни обойти, ни обмануть. В истории должно быть начало, середина и конец. Должен быть герой, а у героя – цель.
Если ты не расскажешь увлекательную историю – тебя не прочитают.
Если ты будешь умным, или гениальным, или сумасшедшим, или блестящим, но не будешь интересным – тебя не прочитают.