Как мы пишем. Писатели о литературе, о времени, о себе [Сборник]

Искусство, так или иначе, должно отражать реальность, а мир таков, что в нём хватает и высокого, и низкого, и прекрасного, и отвратительного. Тот же, кто рисует мир исключительно оттенками чёрного, сознательно уродует его. Человеку может быть плохо, может быть очень плохо, его жизнь может превратиться в ад, но, что бы ни происходило, всегда есть небо над головой и хорошие люди под ним. А если писатель, действуя по алгоритму мухи, находит в жизни только уродство и живописует исключительно его, то это говорит о нём как о, простите, уроде.

Наша классическая литература велика прежде всего потому, что милосердна и даёт человеку надежду, что бы ни происходило с ним и вокруг него.

Братья Стругацкие в качестве эпиграфа для «Пикника на обочине» взяли фразу поэта и писателя Роберта П. Уоррена: «Ты должен сотворить добро из зла, ибо больше его сотворить не из чего». И если последняя часть утверждения скорее эффектна, нежели справедлива, то первая не подлежит сомнению: нужно творить добро из зла.

Есть одно мудрое правило: если тебя обидели или просто накатило настроение из разряда «хоть в петлю лезь», сделай что-нибудь хорошее. Пусть не обидчику, это высший пилотаж, есть риск стать святым при жизни, сделай приятное другому человеку, родственнику, знакомому или постороннему. Станет легче. Происходит мистическая вещь, зло превращается в добро. От этого что-то ощутимо двигается внутри. Это непросто, требуется усилие. Иногда большое, иногда не очень. На первых порах, как правило, всегда большое. Так что это занятие для сильных.

Русская классика – дело больших и сильных людей. Пушкин, Гоголь, Шолохов, Лесков, Достоевский, Тургенев, Толстой, Горький – в их книгах совершается алхимическое превращение «свинцовых мерзостей» в золотые самородки жизни.

Все лучшие книги русской литературы о любви. О любви героев друг к другу или автора к своим героям.

И когда литературоведы задаются вопросом, почему сейчас нет никого сопоставимого по таланту с гигантами прошлого, и выдумывают для этого теории разной степени запутанности и высоколобости – то у них «форма романа исчерпала себя», то «постмодернизм разрушил старые каноны», то «всему виной клиповое сознание», – я уверен, всё это чушь и заблуждение.

Из литературы исчезает любовь.

Есть масса писателей, владеющих необходимыми инструментами: выстроить сюжет, отшлифовать фразу, поиграть плотностью повествования или тональностью речи героев… Но это всё пустое. Не звучит, не живёт, не играет, если автор не любит читателя и героев. Если он недостаточно силён, чтобы обнять ребёнка, прячущегося в каждом из нас, посадить этого несчастного, задёрганного, затюканного малыша себе на колени, вытереть слёзы, погладить по голове и сказать:

– Что, трудно, брат? Знаю, трудно. Но что же делать? Жить-то надо. И мы будем жить.

И рассказать историю, сказку, выдумку, прослушав которую малыш уже с сухими глазами спрыгнет с твоих коленок и скажет:

– Спасибо тебе, дядька. А теперь я побегу. У меня ещё уроки не сделаны, да и маме я помочь обещал.

И жизнь никогда не кончится.

Анна Матвеева. Встреча с неизвестным читателем

Вообще-то, я не люблю рассказывать о том, как работаю. Писательское дело – оно тихое, одинокое. Интимное. Подробности и откровения здесь только мешают. При этом посторонние люди мне во время работы как раз таки не мешают – я вполне спокойно пишу в самолёте, в кафе, в школе на родительском собрании (надеюсь, что этот текст не попадётся на глаза классной руководительнице сына!), в машине (когда приехала за сестрой в сад, а она ещё не вышла). Поезд и автобус не годятся – там трясёт и убаюкивает.

Дома вроде бы должно работаться лучше всего – здесь под рукой словари и другие нужные книги, здесь банка с леденцами и любимая чайная чашка, но здесь ещё и чада с домочадцами. Идиллическая картинка, когда семья ходит на цыпочках и перешёптывается с умилённым видом: «Тсс, она работает!» – это явно не про мою «фамилию». То есть, конечно, домашние стараются не беспокоить меня, если я сижу за компьютером «с изменившимся лицом», но всё-таки имеют право получить ответ на жизненно важный вопрос про ужин и чистые джинсы.

А потом приходит газовщик, потом, к примеру, сантехник, потом – вечно голодный кот с жалобой на безобразное обслуживание, потом является младший сын с просьбой проверить слова для английского диктанта… В общем, довольно часто я сбегаю из дома с планшетом – иду в одну из двух любимых кофеен и за час делаю там больше, чем за три часа дома.

Замечательно работается в гостиницах – особенно если прилетишь туда, где разница во времени несколько часов в пользу Екатеринбурга. Встаёшь на заре и пишешь, не опасаясь пропустить то, ради чего приехала, – оно обычно вечером.