Немцы с методическим упорством продолжали уничтожать Варшаву. На улицах валялись убитые, трупы не успевали убирать. Все чаще на улицах появлялись танки из дивизии Гудериана. Фашисты забавлялись тем, что прямой наводкой стреляли из танковых пушек по бегущей человеческой мишени. На моих глазах немецкие «юнкерсы» разбомбили госпиталь, хотя на его крыше было расстелено белое полотнище с красным крестом. После боевых операций в моем взводе из пятидесяти человек в живых осталось только пятнадцать. Из них пятеро сидели в комендатуре. После ходатайства подполковника Кароля расстрел им больше не грозил. Майор Зенон сообщил мне, что в районе Аллей Уяздовских находится представитель штаба Рокоссовского. «Собственными силами кольца нам не разорвать, — заключил он. — Мы задыхаемся без людей, оружия и воды». На трамвае до Аллей Уяздовских можно было доехать за десять — пятнадцать минут. «Как же туда пробраться? — спросил я. — Ведь все районы блокированы немцами». — «Можно пройти канализационными каналами», — ответил майор Зенон. Я вернулся к своим ребятам, которых уже освободила прокуратура, и сообщил им, что иду на встречу со связным из штаба Рокоссовского. «В случае, если меня убьют, пробирайтесь на север в леса, где отряды Ковпака». Они меня уже к тому времени окрестили «майором Кулявым», то есть хромым. Я тебе покажу один «кирпич» —эту книгу о восстании издали в Польше, — там в числе участников восстания я значусь под этой кличкой — «майор Кулявый». Майор Зенон привел меня на Викторскую улицу и познакомил с моим проводником Коморовским, но тот спешил с кем-то на встречу и провести меня по каналу не смог. Позвали электросварщика Юрека, знавшего расположение канала. Он начертил мне план и подробно объяснил, как пробраться к Аллеям Уяздовским. Со мною пошел поляк Ожел, которыйсказал, что хорошо знает дорогу. Ни черта дороги он не знал. Мы заблудились. Ожел ни разу не спускался в канал, но хотел спастись и понадеялся на авось. Мы чуть не попались в лапы к немцам, поднявшись не к той заглушке. Плутали по пояс в дерьме, пока не наткнулись на двух польских связистов. Они доставили нас до нужной заглушки. В аковском штабе я познакомился с комендантом плаца капитаном Славомиром. Тот сказал, что связного из штаба Рокоссовского зовут Михаил Колосовский. Мы с Ожелом кое-как обмылись мутной жижей из ведра, нам дали чистое белье, Ожел туг же слинял. Капитан Славомир дал мне провожатого. Мы прямо из подвала вышли через пробитую стену в траншею на другую сторону улицы и через несколько кварталов очутились у высокого здания. «Тут, — сказал поляк, — на первом этаже. А я до штаба». Я поднялся, открыл дверь и очутился не то в кухне, не то в прихожей. У следующей двери сидел какой-то парень с автоматом на груди. «Мне нужен капитан Колосовский», — сказал я. «Он еще спит, а выкто?» — «Русский летчик Городецкий». — «А я Василий. Обождите минутку». Он исчез, а вернувшись, сказал: «Проснулся, заходите. Таких, как вы, здесь много перебывало». Я шагнул за порог. В комнате стоял полумрак. Ниша у окон была задернута занавеской. В углу я заметил вещмешок, или «сидор», как его называли в армии, рядом на стуле лежала шинель с капитанскими погонами и автомат ППШ. А на столе, брат ты мой, пачка «Беломора», бутылка нашей «Московской» и армейские галеты. У меня аж слюнки побежали. Из ниши раздался голос: «Кто там еще?» Я доложил. «А-а, — протянул голос, — бежите, сволочи! Предатели. Ну ничего. Там на столе лежит бумага. Запиши все свои данные». На листе бумаги, испещренном разными почерками, я вкратце записал, где и кем воевал. Не выдержал и спросил: «Товарищ капитан, разрешите беломорину засмолить?» — «Кури. Можешь даже рюмку выпить. Подождите, сволочи, скоро мы придем и покажем вам, где раки зимуют». Я не закурил и не выпил, а тут же вышел из комнаты. Капитан был крутым мужиком. Да и меня поляки называли упартым — то бишь упрямым...