Мы начали поиски поперек линии полета. Каждый день нам попадались какие-нибудь части самолета или обломки груза, находившегося в кабине.
Когда были найдены револьвер Эйельсона, шлемы и патроны, стало совершенно очевидно, что пилот и механик убиты. Вряд ли такие опытные полярники пустились бы в путь без оружия.
13 февраля матрос „Ставрополя" Джекобсон крикнул: „Начальник, нога!"
Все бросились к месту, указанному Джекобсоном, и увидели в снегу ногу в сапоге. Вечером прилетел летчик Гильом и заявил, что это труп Борланда. Через четыре дня мы нашли труп Эйельсона. Первая часть работы была выполнена.
Нужно было начинать труднейшее отступление из коварной лагуны Ангуэма.
Фарих стал готовиться к отлету. Накануне отлета случилось „происшествие". На горизонте показался силуэт самолета „Ферчайльд". Это летел капитан Пат Рид из Соединенных штатов. О его прилете я был предупрежден Гильомом и потому не удивился.
Пат Рид сделал два красивых круга и повел самолет на посадку. Коснувшись заструг, „Ферчайльд" подскочил, треснул и, оставив позади себя шасси и пропеллер, врезался грудью в снег. Все бросились к разбитому аэроплану, но из него вышел совершенно невозмутимый пилот и, не оглянувшись на изломанную машину, приложил руку к шлему и отрапортовал: „По специальному заданию. Сел, чтобы вручить вам телеграмму из Вашингтона": „Государственный департамент сообщает вам, что Государственный департамент приглашает командора Слепнева и механика советского аэроплана сопровождать тела погибших до Фербенкса".
Мы полетели к мысу Северному, имея на самолете «СССР-177» тела двух погибших летчиков. Это был тот самый самолет, на котором мы вместе с Фарихом совершали алданский перелет, — отличная, славная машина. Траурный флаг развевался на борту.
27 февраля трупы покойных летчиков были зашиты в полотно, перевезены на шхуну „Нанук" и переданы представителю Соединенных штатов — старшему американскому летчику Ионгу. Галышев занялся вывозом пассажиров со „Ставрополя", а я и мой неизменный спутник Фарих стали готовиться к отъезду в Америку.
4 марта мы покинули мыс Северный, держа курс на Фербенкс.
Первый раз я перелетал Берингово море. У мыса Сердце-Камень стало покачивать. Впереди показалась серая мгла. Очень разителен был контраст между цветными переливами льдов на торах и однообразием морской поверхности. Где-то внизу, почти под крылом, стоял наподобие черного монаха мрачный мыс Дежнев.
Мы посмотрели на него с некоторой нежностью: последний кусок советской земли… Через несколько минут я хлопнул Фариха по плечу:
— Ну, браток, мы над Америкой.
Вряд ли он что-нибудь услыхал, но повидимому понял, потому что засмеялся. Вместе со мной летели на своих машинах Ионг и Гильом.
Под нами расстилалась долина реки Юкона — богатейший золотоносный район. На остановках мы попадали в окружение персонажей Джека Лондона. Все разговоры вертелись вокруг темы „сколько золота дают сто фунтов породы". Попадались люди, говорившие по-русски, — потомки старых русских аляскинцев. Приходили на огонек и „настоящие" североамериканские индейцы. „Настоящие" индейцы были в костюмах и галстуках и тоже разговаривали о золоте.
Нахождение советскими летчиками Эйельсона и Борланда произвело большое впечатление в Соединенных штатах. Всюду нас встречали чрезвычайно тепло и сердечно. Телеграф уже разнес по всему Юкону весть, что летчики Эйельсон и Борланд совершают свой последний воздушный путь и что „серебряная машина" с непонятными знаками летит из „далекой Сиберии". Наконец вдали засверкал огнями город Фербенкс. Самолет Ионга, самолет Гильома и мой «СССР-177» благополучно сели на аэродром.
Кто-то на русском языке представил меня мэру города де-Ляверну, жене Борланда и отцу Эйельсона.
Я обратился к ним с краткой речью:
— Леди и сэр, личного горя не могут заглушить официальные речи и соболезнования. Я как собрат по работе погибших летчиков знаю, что самую тяжелую утрату понесли вы, жена и отец, и слова мало тут чем помогут. Помните только всегда, что ваш муж и сын погпбли на посту преодоления беспредельных просторов Арктики, погибли, борясь до последней секунды со стихией. Разрешите вручить вам этот штурвал как постоянное напоминание о том, что по героям не плачут, и, пожалуйста, не благодарите меня. Советский народ послал меня как рядового собрата выполнить это дело, и я могу только скорбеть, что привез вам не живых сына и мужа, а их трупы.
Мы пробыли несколько дней в Фербенксе, а затем всей экспедицией, погрузив тела покойников в вагон, отправились в путь по Аляске.
В городе Джуно я был принят губернатором Аляски Джо Парксом. Затем, отдав последний долг Эйельсону и Борланду в Сиаттле, мы там же погрузили свой самолет на советский пароход и через Калифорнию отправились домой.