Как мы умираем. Ответ на загадку смерти, который должен знать каждый живущий

Алексу этот вопрос показался странным, но он вспомнил, что несколько месяцев назад у него в яичке было что-то вроде болезненного уплотнения. Он списал это на футбольную травму и постыдился обратиться к врачу. Алекс просто ждал, пока все само пройдет, и уплотнение исчезло, хотя яички были тяжелыми и деформированными, но опять же молодой человек был слишком робок, чтобы говорить об этом. Затем его отвлекла боль в спине. Все это время рак, начавшийся в яичке, медленно распространялся вверх. Сначала он коснулся лимфатических узлов внизу живота близ позвоночника, вызвавших боль, проник в кровоток и добрался до легких.

Алекса поместили в шестиместную палату «Одиноких шаров»[13], где уже собралась команда молодых людей с тератомой яичек для регулярного пятидневного курса химиотерапии. Конечно, он волновался. Как и всем присутствующим в палате, Алексу удалили яичко с опухолью, сделали ряд сканирований и анализов крови, чтобы определить, как далеко распространился рак. Он проник не только в легкие, но и в печень и почки, очаги были разбросаны по всей брюшной полости — как жемчуг, рассыпавшийся при разрыве нити ожерелья. Начать лечение нужно было как можно скорее. Хорошей новостью было то, что тератома может быть полностью вылечена даже при обширном распространении. В нашей больнице в 1980-х годах это лечение проходило в палате «Одиноких шаров», получившей свое название от братства ее постояльцев.

В ожидании капельницы в первый же день Алекс неспешно шагал по палате, поднимался и спускался по высокой стеклянной лестнице, откуда открывался прекрасный вид на окрестности: огромный зеленый парк рядом с центром города, крыши террас местных домов, викторианское кладбище на заднем дворе больницы. Окна онкологического центра были обращены в противоположную от кладбища сторону, но все пациенты могли видеть его, когда парковали свои машины или выходили из машин скорой помощи и поднимались по лестнице в палату.

Пациенты с похожим диагнозом часто объединяются и даже немного роднятся. И это очень хорошо, потому что в сложные моменты важна любая поддержка.

Тератома — заболевание молодых. Когда Алекса привели в палату, там уже были пятеро парней — они обсуждали результаты лечения, местную футбольную команду, которая, как они надеялись, когда-нибудь поднимется со дна турнирной таблицы, и сексуальность бритой головы, что было для них особенно важно, так как химиотерапия превратила их головы в блестящие, будто полированные яйца. Все пациенты были одеты в шорты и футболки и либо сидели, либо разгуливали с капельницами, обмениваясь журналами и жевательной резинкой. Они ждали первой дозы противорвотных препаратов, затем физраствор в капельнице должны были заменить химией. Они приветствовали Алекса как брата.

― Левое или правое, приятель?

― Далеко расползлась?

― Не повезло, приятель, но тут тебя подлатают.

― Ты будешь бриться или подождешь, пока волосы сами выпадут?

Как самый младший врач онкологического центра я была прикреплена к отделению на 32 койки. Задернув шторы вокруг кровати Алекса, я объяснила, как будет проводиться химиотерапия. Пятеро остальных парней собрались в дальнем углу комнаты и продолжили обсуждать вчерашние передачи по ТВ и чемпионат мира по футболу в Мексике. Они разговаривали достаточно громко, давая понять, что не слушают нас: каждый из них, оказавшись здесь впервые, был напуган и смущался своего страха. Каждый привык к черному юмору, царившему в онкологическом отделении и палате «Одиноких шаров». Одиноким тут был не только уцелевший шар.

Все они были участниками клинических испытаний. Результаты собирались из центров по всей Европе. И именно эти совместные трансъевропейские усилия по поиску максимально эффективного лечения позволили достичь результата — более 95 % излечения у больных тератомой. Даже у таких пациентов как Алекс (с высоким уровнем распространения рака) этот показатель составил более 80 %. Химиотерапия высокотоксична и влияет не только на раковые, но и на клетки костного мозга, почек и других органов.

Во время лечения сложнее всего переносить тошноту. Эти мальчики очень, очень больны: все пять дней их тошнит и рвет. Сегодня есть противорвотные препараты нового поколения, но тогда мы действовали изощренно, давая им чумовую комбинацию лекарств: высокую дозу стероидов, седативные средства и медицинский препарат с каннабиоидами. Пациенты были сонными, счастливыми и под кайфом. Когда лекарства начинали действовать, в палате не смолкали непристойные шутки и смех. Несмотря на принадлежность к онкологическому отделению, в палате «Одиноких шаров» всегда царило веселье. Спустя пять дней лечения в памяти парней оставались только воспоминания о дружеском общении и ничтожно мало — о тошноте.