Как мы жили в СССР

То, как это происходит, мне рано довелось познать на собственной шкуре. Фактически неформальная система доступа к дефициту во многом определила мою жизнь с самого начала. Университет я оканчивал в радужном настроении. Преподавательская работа манила возможностью блистать перед студентами, благо язык был подвешен неплохо. Выпускников моей специальности почти всегда распределяли на кафедры политэкономии, и я надеялся, обосновавшись в одном из ленинградских вузов, быстро защитить кандидатскую, став молодым перспективным доцентом. Точнее, о распределении я вообще думал мало, полагая, что оно образуется как-то само собой. Формально механизм трудоустройства тогда (в 1983 году) был чрезвычайно прост. Кафедры, нуждавшиеся в молодых специалистах, присылали в университет заявки, а деканат факультета их удовлетворял. Не надо было суетиться в поисках работы. По справедливости, места в солидных вузах должны были доставаться тем, кто имел хорошие оценки в дипломе, а я по диплому точно входил в первую пятерку. Известная мудрость «Лучше иметь рожу красную, а диплом синий, чем рожу синюю, а диплом красный» мне не пришлась по вкусу. Физиономия моя ближе к выпуску обретала не слишком здоровый цвет, зато среди оценок было лишь три четверки. А в дополнение к диплому с отличием имелась еще неофициальная рекомендация одного из ведущих ученых ИМЭМО АН СССР (у которого я проходил практику) принять меня в аспирантуру ЛГУ. Если судить по всяким правильным книжкам того времени, подобных «яйцеголовых» должны были продвигать вперед и, уж во всяком случае, не задвигать на задворки отечественной науки.

Меня и не задвигали. Не подвергали репрессиям и не преследовали за вольномыслие. Тем более что вольности мыслей тогда в моей голове не имелось. Однако ближе к лету я стал замечать, что сокурсники приносили в деканат заявки с различных кафедр на «себя любимых». Они не стали ждать милостей от природы и государственной системы распределения, а просто подсуетились, используя связи своих родителей в номенклатурных и преподавательских кругах. И вот в некий отнюдь не прекрасный для меня момент вдруг выяснилось, что я чуть ли не единственный студент с курса, который остался без места.

Иногородние на распределение в Ленинграде не претендовали, поскольку не имели прописки и, значит, законного права на проживание. Они разъезжались по стране. Я же вдруг оказался вынужден к ним присоединиться из‑за отсутствия распределения, несмотря на «присутствие» прописки и родительской квартиры. Замечу попутно, что похожую историю о красном дипломе и очень плохом распределении рассказал мне профессор Борис Колоницкий, только с ним это случилось не в ЛГУ, а в Ленинградском педагогическом институте [Колоницкий, интервью]. А Бориса Вишневского11 не оставили на кафедре в ЛЭТИ, хотя он был среди лучших учеников на своем курсе [Вишневский, интервью].

Что касается моей истории, то никто в деканате не желал мне зла. А некоторые профессора даже сочувствовали. Впрочем, не слишком сильно. Видно было, что подобные истории повторяются год от года и все давно махнули рукой на попытки сохранить связь между способностями студентов и местом их дальнейшей работы. Деканат сделал для меня, что мог. Не услал на Крайний Север, а дал выбрать между двумя «заманчивыми» предложениями. Первое – распределиться в Новгород, ближайший к Ленинграду вузовский центр. Второе – поступить в аспирантуру (!), но не простую, а целевую. С обязательством по окончании учебы отправиться преподавать в самый дальний от Ленинграда город – Владивосток.

Проще говоря, я мог решить, что мне приятнее. Сразу отчалить из дома, но сохранить возможность по выходным навещать Ленинград и даже иметь право на каникулах работать в Публичной библиотеке. Или три года кайфовать, заниматься наукой, жить под отчим кровом, но потом отправиться на другой конец света без сколько-нибудь реальных шансов когда-либо вернуться домой. Постепенно мне стало ясно, что в СССР имеется две различные логики существования. Согласно одной, я на все имею право. Надо лишь быть умным, смелым, трудолюбивым и т. д. Как пелось в одной популярной песне, «молодым везде у нас дорога». И если никто не перейдет мне эту дорогу, то… Однако на самом деле искусство жить в советском обществе (альтернативная логика существования) предполагало как раз умение переходить дорогу конкуренту. Обычно оно существовало вне связи с умом, смелостью, трудолюбием и т. д. Первостепенное значение имели личные связи, то есть возможности привлечь влиятельных союзников для решения конкретной проблемы. В стране формировался своеобразный рынок услуг, на котором, правда, деньги почти ничего не значили. Люди меняли услугу на услугу, стремясь к тому, чтобы они были приблизительно равноценны.