Как мы жили в СССР

Не знаю точно, каким образом устраивались мои сокурсники (кроме тех, что были детьми профессоров, – тут все ясно), но могу объяснить, почему мне в конечном счете удалось остаться в Ленинграде. Произошло это исключительно благодаря связям отца. Не деньгам (взятки здесь не срабатывали, хотя теоретически папа, пожалуй, мог бы потянуть «конверт» для нужного человека), а именно связям. Отец был хозяйственным руководителем. Прямых контактов с ректорами и заведующими кафедрами вузов у него не имелось. Поэтому, несмотря на свою формально высокую должность, он явно проигрывал в конкурентной борьбе за трудоустройство сына родственникам большинства моих сокурсников, даже если они работали простыми доцентами или, скажем, сотрудниками университетского издательства, бухгалтерами вузов, а то и менее значимыми персонами. Но папиным деловым партнером (если можно применить это выражение к советской хозяйственной системе) был директор типографии. Сей важный человек решал многие свои проблемы, печатая книжки для других важных людей. Порой этим книжкам требовался хороший кожаный переплет. И тут-то на сцену выходил мой отец. Он обеспечивал поставки высококачественной кожи для типографии, чем делал «ценность» книжек значительно более высокой.

Здесь важно подчеркнуть, что никаких злоупотреблений, никаких нарушений закона в обмене услугами не было. Сейчас это нелегко понять, поскольку старая советская хозяйственная система давно исчезла. Тогда, в условиях дефицита книжек, кожи и всего прочего, начальник мог пустить товар в одном направлении или в другом. Скажем, типограф мог сделать книжку для Ивана Ивановича, а мог для Петра Петровича. Кожевник мог обеспечить кожей типографа Сидорова, а мог – типографа Сидоренко. Услуга Сидорову состояла в том, что его предпочитали Сидоренко. И Сидоров за это был благодарен. И обеспечивал благодарность. В свою очередь, без всякого нарушения закона.

Короче, партнер моего отца печатал книжки для одного небольшого ленинградского вуза. За что ректор был, очевидно, ему благодарен. Поскольку вузов много, книжек им нужно еще больше, а типографии – «не резиновые». И вот типограф попросил ректора устроить меня на работу. К счастью, на соответствующей кафедре имелась вакансия. В иной ситуации ее отдали бы какому-нибудь родственнику профессора или доцента. Но тут их обошел я, поскольку ректор был благодарен типографу, а тот – моему отцу.

Такого рода примеров устройства советской экономики можно приводить сотни. В конце 1970‑х – начале 1980‑х они часто попадали в кинематограф и в художественную литературу. Вот, скажем, фильм «Гараж» Эльдара Рязанова, сделанный на основе реальной истории, приключившейся в гаражном кооперативе «Мосфильма». Одна из сюжетных линий такова. Построить удобный гараж для своей машины было в СССР чрезвычайно трудно, в частности, потому, что не имелось выделенных для этого мест. В результате правление гаражного кооператива некоего института приняло в состав пайщиков ушлую даму – директора рынка. А та, соответственно, помогала доставать дефицитные стройматериалы, без которых гараж не был бы построен. В фильме «Мимино» Георгия Данелии главный герой получает возможность остановиться в московской гостинице через знакомого оперного певца, который звонит нужному человеку и обещает ему в благодарность за помощь билеты в театр. А в кинокартине «Блондинка за углом» Владимира Бортко представлен уже целый «парад» подобных нужных людей. Или «нужников», как назывались они на старом советском сленге [Войнович 2010: 526]. Каждый «нужник» обеспечивал на рынке услуг определенную нужду обращавшихся к нему советских граждан.

Вот как описывал А. Рубинов работу известного ему «нужника» – директора продовольственного магазина:

Не обращая внимания на ожидающих, в приемную входили ярко одетые люди… Известные личности весело прошмыгивали за дверь <…> Потом динамик звал Таню или Маню. Маня или Таня вбегали и тут же выходили с посетителями, беседуя по-свойски, как любящие друг друга родственники. Опытные посетители объясняли: пошли в подвал – гастрономический или кондитерский [Рубинов 1990: 125].

Расплачивались посетители за колбасы и конфеты, в частности, билетами на просмотр недоступных простому зрителю западных фильмов.

На лучших местах в самых престижных домах творческой интеллигенции <…> колбасницы, галантерейщицы, ювелирши, молочницы <…> из тех, кто торгует редким в ту пору швейцарским сыром со слезой [Рубинов 2005: 231].