— Ты удивишься, когда узнаешь, с кем я еще спелся, — заметил папа.
— Да? — переспросила мама. — И с кем же? С твоей девушкой?
— Да, с моей девушкой.
— Рада за нее, — съязвила мама.
— Вот и хорошо, — поддакнул папа.
Оставшуюся дорогу они не проронили ни слова. Чтобы показать, как она разозлилась, мама, когда мы высадили папу у его офиса, тут же газанула, хотя он продолжал еще что-то говорить ей через водительское стекло.
— Придурок, — пробурчала она.
Я пересела на переднее сиденье и изо всех сил старалась не оборачиваться и не смотреть на папу. Я боялась, что мне станет его жалко.
Мы взяли карту, которую он нарисовал нам вчера вечером. На ней он указал базар, где, по его мнению, продавались хорошие елки, и магазин, где мы могли купить кое-что из мелочи. Скрепкой он прикрепил к карте три двадцатки, и мама велела мне положить их ей в сумочку. Когда я открыла ее кошелек, то обнаружила там фотографию Барри.
— Что это? — спросила я.
Она взглянула на меня:
— В смысле?
— Я думала, он тебе больше не нравится.
— Это я ему больше не нравлюсь, — вздохнула мама. — А это две большие разницы.
— О…
Я очень давно не видела Барри. Его растрепанные каштановые волосы и ямочку на подбородке. Я подумала, что эта фотография должна принадлежать мне, ведь я знала, что все еще нравлюсь ему.
— Убрала деньги? — спросила мама.
— Да.
— Тогда закрой кошелек, — велела она, и я послушалась.
На елочном базаре мама выбрала дорогую елку — дугласовую пихту. Продавец сказал, что иголки с нее не будут осыпаться очень долго. Он пристроил нам дерево на крышу машины, и мы отправились в магазин. Мама купила все из папиного списка, а потом спросила, не нужно ли мне чего-нибудь.
— Нет, — сказала я.
— Может, прокладки или еще чего? Ну, для месячных.
— Нет, — повторила я. — У меня есть.
Мы встали в очередь в кассу. Мама взяла со стойки журнал “Пипл” и начала читать. Меня ее визит уже начал утомлять.
По пути из магазина мама остановила тележку напротив ксерокса с сервисом самообслуживания. Расстегнула сумочку, достала оттуда какие-то бумаги, потом открыла крышку ксерокса и положила их туда.
— Что это ты копируешь? — поинтересовалась я.
Мама бросила в приемник несколько монеток.
— Квитанции о начислении зарплаты твоего отца, — объяснила она.
Я ничего не ответила. Просто стояла и смотрела, как копии падают в лоток для бумаги. Всего получилось три штуки, и, когда аппарат замолк, мама подняла их и сложила вдвое. Убрала их в сумку, подняла крышку ксерокса и забрала оригиналы.
— Ну, — произнесла она, — вот и все.
На парковке мы поставили все сумки на заднее сиденье. Мама села в машину, а я откатила пустую тележку в сторону. Через минуту, когда я уже сидела внутри и пристегивала ремень, она сказала:
— Только не говори об этом папе. Я понимаю, конечно, что вы с ним довольно близки, но я была бы тебе очень признательна, если бы ты держала рот на замке.
Я знала: она хочет, чтобы я начала протестовать, говорить, что вовсе мы с ним не близки, но промолчала. Вместо этого спросила:
— А откуда у тебя его квитанции?
— Из его стола, — ответила мама.
— Но там же все ящики заперты, — удивилась я.
— Заперты-то заперты, — протянула она, — но замки на них не больно-то надежные.
Я промолчала, и тогда она сказала:
— Послушай, Джасира. Мне нужно защищать себя. Твой отец, если ты еще не заметила, очень скупой человек. А если ты все-таки решишь ко мне вернуться, мне придется доказывать, что он получает хорошую зарплату. Содержание подростка обходится дорого.
Я кивнула.
— Значит, будешь молчать?
— Да.
Приехав домой, мы отвязали елку и занесли ее внутрь. Подставку мы тоже купили, и я придерживала ствол, пока мама смотрела, ровно ли все стоит. Как только установили елку, то сразу сняли гирлянды с фикуса и украсили нашу пихту. Остаток дня мы провели, делая попкорн и нанизывая его на веревочки. Потом мама заявила, что она устала, и пошла спать. А я села на диван и стала есть оставшийся попкорн, глядя на елку. Я вспомнила, какая елка стояла у Томаса, — гораздо больше нашей и симпатичнее. Интересно, подумала я, есть ли у елок чувства? Если да, то наверняка наша елка не захотела бы проводить Рождество с нами.
Около четырех в дверь позвонили, и я, поставив миску с попкорном на пол, пошла открывать. Это была Мелина, и в руках она держала подарок.
— Привет! — поздоровалась она. — Вот, пришла вручить тебе маленький подарок на Рождество.
— О, — произнесла я, — спасибо! — Мне стало неудобно, потому что для нее у меня подарка не было. — Я положу его под елку, — сказала я, беря в руки коробку.
— Нет-нет, не надо. Открой прямо сейчас.
— Сейчас? — переспросила я.
— А почему бы и нет?
— Хорошо, — я начала снимать упаковку.
— Да сорви ты ее! — улыбаясь, посоветовала Мелина. Внутри оказалась большая книга под названием “Меняется тело — меняется жизнь”. На обложке красовалась фотография толпы улыбающихся подростков.
— Это чтобы ты понимала, что происходит с твоим телом, — пояснила Мелина.
— Спасибо, — поблагодарила я, листая страницы. Книжка показалась мне интересной.
— Джасира? — раздался сзади голос мамы.
Я обернулась.