Некоторые современные исследователи прибегают к разнообразным аргументам, позволяющим отрицать существование культуры и не учитывать ее при построении теорий о человеческом мышлении, поведении и языке. Может быть, их так учили, а может быть, они используют некорректное определение культуры. Некоторые теоретики, как в сфере лингвистики, так и в сфере эволюции языка, игнорируют более чем вековую традицию антропологических исследований, убедительно демонстрирующих необходимость культуры для объяснения человека и его поведения. Всякое сообщество
Современные организации прилагают много усилий к разработке слоганов, лозунгов (например, лозунг республиканцев в 2016 г. — «Lock her up!» («В тюрьму ее!»), направленный против кандидата от демократической партии Хиллари Клинтон), гимнов, корпоративной терминологии и прочего. Когда групповое заявление становится ценностью индивида, социальное и индивидуальное смыкаются. Это формирует культуру и меняет язык. Слова принимают новые значения, появляются новые слова с новыми значениями. Культурные изменения приводят к изменениям в языке.
Культура, образцы поведения и существования: еда, сон, мышление, осанка — были
Стоило бы продолжать исследования в области взаимодействия языка и культуры. Вероятно, если мы будем лучше понимать культуру, то сможем открыть что-то новое в языке, и наоборот. Это также помогло бы нам лучше разобраться с тем, как возникают новые языки, диалекты или иные варианты речи. Думаю, что принцип «вы говорите, как те, с кем вы говорите» является репрезентацией любого человеческого поведения. Мы едим, как те, с кем мы едим; думаем, как те, с кем мы думаем, и т. д. Мы перенимаем широкий перечень общих качеств — наши связи с другими людьми определяют то, как мы живем и как выглядим, — наш фенотип. Культура влияет на наши жесты и речь. Она даже может влиять на наши тела. Уже упомянутый нами американский антрополог Франц Боас внимательно изучал взаимосвязи между средой, культурой и телом. Боас продемонстрировал, что типы телосложения у людей очень пластичны и изменяются в ходе приспособления к местным условиям, как экологическим, так и культурным.
Менее индустриализованные общества характеризуются культурно-биологическими связями. Среди пираха очень сильно различаются черты лица: от почти негроидных до восточноазиатских и индейских. Различия между деревнями и семьями могут иметь биологические основания, поскольку различные племена объединялись в течение последних 200 лет. Одна достаточно крупная группа пираха (от 30 до 40 человек), обычно занимающая единственную деревню, — это потомки тора, племени, говорившего на чапакурском языке, мигрировавшего в район рек Маиси и Мармелус около двух веков тому назад. Даже сегодня бразильцы называют их «тора», хотя пираха считают их пираха. С точки зрения культуры и языка они полностью интегрированы в пираха. Черты лица у них немного отличаются: носы шире, есть эпикантус[179], большие лбы — в целом они сильно напоминают восточноазиатские народы[180]. А вот размеры тела у всех пираха неизменны. Обхват талии у всех мужчин составляет 68 см, по крайней мере, так было, когда я работал с ними; средний рост — 157,5 см, средний вес — 55 кг. У пираха сходные фенотипы не потому, что у них и генотип обязательно одинаковый, а потому, что у них общая культура, в том числе ценности, знания о том, что, как и когда следует есть, и тому подобные вещи.
Эти примеры показывают, что даже к телу применим результат нашего исследования культуры и социального поведения людей, который мы выразили в виде слогана «вы говорите, как те, с кем вы говорите». В данном случае логично будет сказать «растете, как те, с кем вы растете». Тот же принцип должен был быть актуален для наших предков, даже для