Многочисленные предпринимательские компании удостоились ненависти населения за оставление ими прежней высокой цены за товары при уменьшенных объёмах упаковок, бутылок, банок и другой тары. Процветают массовые поборы с клиентов аптек и медицинских учреждений, с родителей и студентов в школах, вузах и сузах, с граждан пожилых возрастов при оказании ряда других услуг, не исключая государственных.
В целом ряде стран, где настоящим бичом становится высокая инфляция, активно приживается обычай, при котором торговые сети, как правило, безо всяких расчётов и обоснований «подтягивают» свои прибыли к инфляционному уровню.
В России в связи с проведением ею специальной военной операции на Украине и резким падением её национальной валюты на начальном этапе этого мероприятия цены в соответствии с уже укоренившимся здесь чёрным обычаем резко были подняты сверх промежуточной инфляции, но когда рубль укрепился, торговцы в подавляющем большинстве, кажется, даже носом не повели, чтобы сбросить цены соответственно обстоятельствам. Это их одолела она, та самая, неискоренимая жадность.
Дело дошло до того, что под слёзы даже гигантских корпораций о снижении их доходов и невозможности работать себе в убыток государства выделяют им соответствующие по величине субсидии «на поправку». Нигде только не слышно голосов об уменьшении обусловленных количеством акций ставок и бонусов членам правлений и акционерных советов компаний и корпораций, хотя в нередких случаях речь идёт о миллиардных суммах «заработанных» средств и поощрений.
При таком порядке вещей становится хорошо понятной перспектива непрерывного передела собственности, когда прирастает фаланга миллиардеров и их могущество, а средним и низовым народным слоям достаётся всё меньше. К разрушению этических ценностей путём повсеместного допуска неограниченной жадности, как видим, в наибольшей мере прилагают усилия не какие-то отдельные злодеи-индивидуумы или «плохие» люди, а главным образом государства — поощряющие низменное в человеке. И всё это под тем же лицемерным лозунгом о свободе для всех и во всём — в её неразбавленном, не ограничиваемом виде.
Государствам есть все резоны упрятывать за их молчаливым признанием право на абсолютную свободу в приобретении благ каждой личностью — нормы сомнительной уже только тем, что на всём протяжении истории капитализма, да и предшествующих ему формаций, богатеи, купаясь в роскоши, оставались совершенно безучастными и неотзывчивыми к судьбам бедных и нищих. Указанное право де-факто узаконено, хотя распространяться о нём не принято.
Здесь — табу.
Точно такое же, каким мы сегодня прикрываем наличие рабства, в том, разумеется, его качестве, когда человек, будучи свободен по закону, ради получения средств к существованию вынуждается добровольно идти в наём, в услужение хотя бы к кому, порою соглашаясь даже на минимальную оплату своего труда.
Изложенное в данном разделе обязывает ещё раз особо оговориться по «предмету» бескрайней свободы в её соотношении с реальностью в целом. Нельзя не подчеркнуть: как «вещь», обладающая субстанциальностью, свобода требует изучения и использования в виде положительного или негативного фактора нашего бытия никак не в абсолютном, а исключительно в конкретном значении, как бы она, эта «вещь», ни была велика или мала в наших представлениях, то есть — на самом деле.
Что при этом важно иметь в виду?
Благодаря своей выделенности из животного мира человек освобождался довольно легко, покоряя природу и обретая культуру общежития. Для него это — положительное, благо. Но его свобода окуплена ценою тех «потерь», которые по его немилости или точнее: по его вине имеют место в природе, а также были «необходимы» в прежних поколениях или даже в прежних поступках его самого. Цивилизованным он стал через посредство свободы, отграничиваясь ото всего, что для него неприемлемо, и устремляясь к дальнейшей своей выделенности, свободности…
Некое осознание довольства нашей свободой хотя и приходит ввиду нашей «независимости», но это — иллюзия.
Для того, чтобы наступила независимость в её достаточной полноте, нужно, чтобы никогда не существовало «норм» или ограничений, которые преодолевались в прошлом в процессе освобождения.
«Иллюзорность» тут состоит в «забывании», что ограничения всё-таки имели место и в своё время удерживали свободу, а нередко были и слишком строгими.
На зыбкой основе такой «забывчивости» размещено, в частности, право наследования собственности, в пределах которого будто в никуда уходит вина старших поколений, когда ими бывали допущены противозаконные или, другими словами, преступные приобретения. Такие ведь случались в огромных количествах и масштабах — по результатам грабительских походов, завоеваний, обмана, той же коррупции и проч.
На молодую общественную поросль эта вина уже не переходит, что представляется формулой во многом искусственной, из-за чего о ней, кажется, никогда не прекращались горячие споры и ею то здесь, то там постоянно порождались и порождаются нешуточные коллизии.